Региональная общественная организация участников оказания интернациональной помощи республике Ангола
Поиск по сайту
Подписка на новости
Ваше имя:
E-mail:
Случайная фотография
Случайный MP3 файл с сайта
Установите Flash-проигрыватель 04. Четвертый тост

Перейти к разделу >>

21 марта - День независимости Намибии.

«ЗАПИСКИ ВОЕННОГО ПЕРЕВОДЧИКА»

Воспоминания военного переводчика группы СВС при СВАПО в Анголе, 1978-1980 гг. Михаила Власенко.
В. Мизиков "Сезон дождей" и "Сухой сезон"


В. Мизиков

Справка СВА. 

Виктор Михайлович Мизиков, пообразованию - врач, сейчас  - руководитель отделения общей анестезиологии и реанимации ГУ Российского научного центра хирургии РАМН, доктор медицинских наук, профессор.  Член Союза ветеранов Анголы.

 С 21.06.1985 по 18.06.1987  работал в Анголе ( Лубанго) старшим врачом анестезиологом-реаниматологом в Центральном госпитале им. А.Нето,параллельно выполняя обязанности заведующего операционным блоком, в отсутсвие ангольских должностных лиц исполнял и обязанности директора госпиталя.   Один из немогоих гражданских врачей , кто, кроме работы по контракту с Анголой, выполнял свои и функции, непосредственно имевшие отношение к оказанию экстренной медицинской помощи нашим военнослужащим и членам их семей.  Единственный гражданский совестский  врач, кто побывал в Кахаме (эвакуировал оттуда нашего фицера), летал  и в Куито-Канавале  с  такими же же задачами - лечения и эвакуации раненых и больных советских военнослужащих.

«Сезон дождей» и «Сухой сезон».

Обе эти песни были написаны мной в 1987 г., если я правильно помню, в конце апреля – начале мая (скорее, это был Первомай).

Помнится, что у нас было два свободных дня подряд – ведь по условиям контракта выходными для нас были все советские и все ангольские праздники. Так вот, мы и раньше рассуждали с ребятами о том, что, дескать, у всех есть свои песни: у военных – и «Кахама», и «Ребята из Квадрата», и «Что происходит в Анголе?», у «Мостов» тоже есть, и еще у кого-то… А у нас, медиков, врачей – нет. Я обещал исправить ситуацию, т.к. в студенчестве имел опыт авторской песни, писал стихи…. И, что называется, «под заказ» я и написал оба стихотворения: в первый выходной – «Сезон дождей», а во второй – «Сухой сезон» (дежурная неделя была не моя, а кубинская, так что было время для стихотворных упражнений). Поэтому песни и перекликаются по смыслу и фактам. Да и по логике: наш контракт заканчивался в июне – в сухой сезон… Музыку на гитаре подбирал сам, хотя она была (для первой песни) частично заимствованной, а вторая поется на мелодию «За меня невеста отрыдает честно, за меня ребята отдадут долги»…
Некоторые пояснения к тексту.


Когда речь идет о поездке через перевал, значит – по серпантину. Относительно безопасно ездить по нему можно было только в сезон дождей – в это время боевые действия затихали: кому охота валяться в засаде под проливными дождями?
Второй куплет – уезжали те, кто не дежурил, а дежурства на дому были у меня недельными: неделю я сижу все время дома (имеется в виду - после дневной работы в госпитале), неделю – мой кубинский коллега… Где-то через тройку месяцев после прибытия я и оказался в такой ситуации: в воскресенье вся команда наша поехала в Намибе (тогда еще предпочитали говорить – Мосамедиш), на океан, а я был вынужден оставаться один во всем нашем доме… Было страшно тоскливо, да и просто срашновато одному, помню, спал в обнимку с автоматом (был у меня АКС), а в другой комнате поставил бельгийский пулемет (по боевому расписанию, с которым меня под подпись ознакомили в день приезда в Лубанго, в случае попытки захвата дома я должен был с ним находиться на балконе квартиры, в которой жил). Еще в гардеробе у меня стоял ящик с РГДшками, детонаторы были вывернуты и лежали отдельно в том же ящике. Правда, в 1987 г., после того как в одной из провинций пара наших офицеров перестреляла друг друга (или постреляла друг в друга), было принято решение у гражданских (хотя стрелялись военнослужащие) все оружие изъять…. Помню, как неохотно мы сдавали его в военную миссию, но неучтенный штык-нож от автомата я все-таки «зажал». Но в Союз (как рекомендовали некоторые) вывозить не рискнул – неприятные прецеденты тогда уже с нашими людьми на таможне из-за оружия случались….
На УАЗе, как и на нашей медицинской «Волге» (с бэтээровским аккумулятором в багажнике и протянутыми от него сдвоенными утюжными проводами до стартера) на дверцах и на крыше красной краской рисовали кресты – на случай вертолетных атак. Хотя, как говорили, это может не помочь…. Для порядка мы их периодически подкрашивали…. «Блики на вороных стволах» - это образно, хотя, при передвижении в одной машине группой все равно один-два ствола, но брали. А уж если подавались по фазендам за продуктами (всегда по два человека), то АК лежал на переднем сиденье, прикрытый пустым мешком.


«Посыльный» - как правило, ополченец или солдат из охраны госпиталя, ему полагалось подняться к двери квартиры дежурного врача и лично его вызвать, объяснив причину. По условиям контракта, врачу при вызове полагалась вооруженная охрана, но это условие часто нарушалось, и приезжал один гражданский шофер. По контракту, в подобных случаях от выезда в госпиталь можно (и в соответствии с распоряжением нашего луандского начальства – нужно!) было отказаться. Но, чаще всего, мы ехали, т.к. затягивать время было не в чьих интересах, и оборачивалось еще большими сложностями - ведь состояние раненого со временем становилось лишь тяжелее. Когда я пару месяцев исполнял обязанности старшего группы, брал с собой ПМ – он был у нас один-единственный и легко прятался на спине под рубашкой «навыпуск» – так пистолеты носили кубинцы. ПМ был прерогативой старшего группы. Демонстративно ездить с автоматами нам не рекомендовалось, поэтому чаще всего ездили на вызовы безоружными… Если же вызывали по дежурству кого-нибудь из врачей-женщин, то нередко охранять их ехали врачи-мужья. И только сядешь в машину – посыльный, он же охранник, обязательно попросит сигарету, даже если не курит – потом выменяет у своих на что-нибудь…


Да, были «ополченцы», обязанности – как у наших ВОХРовцев, они охраняли вход в госпиталь. Им полагалось забирать оружие у военных посетителей. Однажды примчался фапловский майор с тройкой солдат, вроде бы какой-то начальник. Незадолго до этого привезли его восемнадцатилетнюю дочку - она упала в оборвавшемся лифте и получила несовместимые с жизнью травмы. Когда меня доставили в госпиталь, делать что-либо было уже поздно – она умерла, мне оставалось лишь констатировать смерть…. Так вот, примчался папаша, а охранник решил «покачать права» и забрать оружие - тот его от негодования просто пристрелил. Пока он искал оперблок, мне мои техники-анестезисты (ангольцы) успели сообщить, что папаша погибшей девочки «с боями» прорывается к нам. Тут я понял – хана, несчастный озверевший отец сейчас перебьет всех, деваться некуда, прятаться тоже... На всякий случай дослал патрон и положил в нишу письменного стола, за которым сидел…. А он, когда ворвался в предоперационную палату, где лежала девочка, упал возле нее на колени и зарыдал…. Больше он никого, к счастью, не убил, а чем дело кончилось, в частности, для него – не знаю, скорее всего – ничем.
«Под шум дождя и вздохи аппарата почти не слышен треск очередей» - ну, тут все просто. Имеется в виду работа наркозно-дыхательнного аппарата, то, что в обывательском представлении называют «искусственными легкими». А что касается «треска очередей» - в Лубанго по ночам все время стреляли, независимо от сезона. Трассеры все время рассекали ночное небо в самых разных направлениях, иногда казалось, что так просто - развлекаются люди …. Но иногда пули попадали в стены домов и рикошетили, поэтому вечерами на балконах было небезопасно. Как-то утром, после моего ночного возвращения из госпиталя на нашей «Волге», выяснилось, что машина сзади прострелена навылет: была аккуратная дырка в крыле, наверное, такой вот шальной пулей проделанная… Мы тоже как-то отличились с ребятами: все вместе встречали 86 год, и после 12.00 устроили салют с балкона из всех видов оружия. Прибежал дежурный из миссии, в общем, был скандал, а 1 января 1986 г. мы все писали объяснительные…, но как-то все замялось, наверное, чтоб не выгонять всех….
«Мы продолжения контракта не попросим» - контракт с гражданскими кооперантами заключался на два года. Иначе говоря, «Союзздравзагранпоставка» (организация, которая командировала врачей) оговаривала с каждым именно этот срок. Некоторые стремились его увеличить. Некоторым «Поставка» это рекомендовала. Но у нас говорили: «Первый год работаешь на квартиру, второй – на машину. А третий – на аптеку».
Ну вот, это все пояснения к первой песне.

Сезон дождей.

Сезон дождей…. Зазеленели горы,
И заросла травой сожженная земля,
И можно, наконец, поехать к морю,
По перевалу, сквозь пустыню и поля.
Поедут те, кому судьба подарит
Денек свободный от тревог и бед,
А те, кому везенья не хватает,
Посмотрят с тихой завистью им вслед…
Уйдет УАЗ, сверкая свежей краской
На обновленных второпях крестах,
И лицами, блестящими как маски,
И бликами на вороных стволах.
Остались мы: «дежурная» неделя –
Нам не талан расслабиться в пути…
Как хочется, чтоб время пролетело,
Чтоб можно было из дому уйти.
Но по звонку мы дверь свою откроем:
Лица посыльного в ночи не разглядеть:
«Сеньор доутор, там привезли такое,
На что нельзя без ужаса смотреть!»
Бегом по лестнице, в руках фонарь карманный,
А дождь такой, что может напоить…
Машина… И сидящий в ней охранник,
Тот, что сейчас попросит закурить.
И снова в царство крови и мучений
Несет в ночи кочующий мотор,
У входа нам ангольский ополченец
Привычно говорит: «Салют, доутор!»
Под шум дождя и вздохи аппарата
Почти не слышен треск очередей…
А там, в Намибе, где сейчас ребята,
Грохочет океан, и нет дождей…
Мы «старую» опять оставим с носом,
Пускай во злобе машет нам косой,
Мы продолжения контракта не попросим:
Нас ждут, с нас хватит, нам пора домой!
Сезон дождей, зазеленели горы,
И заросла травой сожженная земля.
Утомлены красотами Анголы…
Нам хочется, чтоб снег и тополя…


Ну, и теперь пояснения ко второй песне – «Сухой сезон».


Понятное дело, в сухой сезон война вспыхивала с новой силой, передвижения ограничивались, серпантин легко перекрывала пара автоматчиков, без нужды и охранения в Намибе не поедешь…. Купаться в сухой сезон тем, кто жил в Лубанго, было негде (разве только слетать в Луанду! или по «самоволке» сходить в бассейн Гранд-Отеля).


В те годы приобрести маску, особенно черного дерева, для завершающего контракт «кооперанта» (так называли гражданских специалистов ангольские власти) было делом чести, своеобразным дембельским ритуалом. Кстати сказать, весьма дорогостоящим… «Генерал Савимби нас поймать бы рад»… Периодически во время еженедельных, а порой ежедневных инструктажей в военной миссии, которые посещали старшие всех гражданских групп, проходила информация о захвате или попытках захвата как военных, так и гражданских унитовцами или юаровцами. Наверное, это делалось для острастки… Правда, было известно, что особую ненависть унитовцы испытывают к кубинцам: если захватывают, то долго мучают, пытают…. А потом, дескать, делают т.н. «casacu de Savimbi» («пиджак Савимби») – не буду объяснять, что это значит. И выбрасывают помирать (если кто жив после этого оставался) на дорогу…. Этих страстей все, конечно же, боялись, и у нас пошучивали, что оружие нам (гражданским) нужно не для того, чтобы отстреливаться, а для того, чтобы застрелиться…


Ну, и насчет «груза 200» - «серебристого гроба». Правда, не при окончательном отъезде, а раньше, когда летел в очередную командировку в Луанду, вместе с ящиками с мороженой рыбой прямо в ноги мне поставили цинковый ящик с гробом. Ящик был накрыт полотнищем кубинского флага, грузили его фапловцы, а сопровождал … не помню….


Ну, и последнее пояснение. В стихотворении есть техническая неточность. «Четырехмоторный… борт» - это понятно, это АН-12 – наше основное летательное средство передвижения. Летать-то приходилось и на АН-26 (это было роскошно, герметичный салон!), и на ИЛ-76 (тоже неплохо, но уж больно круто взлетал!). У АН-12 – салон негерметичный. Есть гермокабина, но, как правило, она была забита либо начальниками, либо женщинами, либо слабонервными…. Однажды, помню, Сэма Нуйому (лидера АНК) везли с сопровождающими лицами… Нормальные мужчины обычно садились на десантные лавки, правда, порой платили за это порванными барабанными перепонками. Это было испытано на себе: однажды при промежуточной посадке в Уамбо наш самолет был просто «брошен» вниз… Страх от неожиданного падения, резкая боль в ушах. Потом выяснилось от летчиков (извинялись) – были вынуждены так сделать, чтобы разойтись с взлетавшим «Геркулесом» Красного Креста, который «пер как бур». С тех пор одно ухо слышит плоховато….


А иллюминатор есть в дверце гермокабины, отделяющей ее от грузового негерметичного отсека. Это через него нас приветствовал так однажды летчик (не знаю уж второй или первый) – это все законы стихосложения. Так вот, у АН-12 не могут «зареветь турбины», потому что их у него нет - так сказал мне один военный летчик-вертолетчик, слышавший мою песню уже в Союзе. Ну, извините, тут я не специалист - так понадобилось для рифмы…

Сухой сезон.

Над Лубанго снова отгремели грозы,
Над Лубанго снова отошли дожди,
Снова запах гари выжимает слезы,
Ничего хорошего здесь уже не жди.
Под высоким солнцем пожелтели горы,
Только к ночи ветреной падает накал
И теперь, пожалуй, не поехать к морю –
Снова диверсанты держат перевал.
На крестах УАЗа выгорают краски,
Из войны мы скоро переедем в мир,
Под конец контракта покупаем маски,
Потому что маска – лучший сувенир.
Но опять по зову мы спешим на помощь
Потому что где-то гибнет камарад,
Только надо помнить - утром или в полночь
Генерал Савимби нас поймать бы рад...
В госпитальном мраке запахи карболки,
В операционной – тоже не озон,
Загремели в тазике пули и осколки –
Снова наступает здесь сухой сезон.
Свой сезон последний отстояли честно,
Смерти и болезням дали мы отпор,
И уже на выходе ополченец местный
Козырнет невесело: «Чао, доутор!»
А когда наутро, пыль столбом вздымая
Повезет УАЗик нас в аэропорт,
Из-за гор появится, крыльями сверкая,
Четырехмоторный, долгожданный борт.
Мы взойдем по трапу чуть нетвердым шагом…
Улетим на север мы от горных троп!..
Но… внесут за нами под кубинским флагом
И в ногах поставят серебристый гроб…
Наш контракт окончен. Заревут турбины,
Курсом на Луанду ляжет самолет,
И махнет приветливо из своей кабины
Сквозь иллюминатор нам второй пилот…

Обе эти песни я спел нашей группе месяца за полтора до отъезда, полагаю, что на 9-е мая 1987 г. Кто-то писал на магнитофон. Потом всем был дан текст, и мы еще спели их вместе, и снова записали. Помню, женщины заплакали при словах «из-за гор появится, крыльями сверкая, четырехмоторный долгожданный борт»… Потом приходили ребята из миссии, тоже переписывали. Из других групп тоже, в общем, песни расползались по Лубанго… А я вскоре прекратил «концертную деятельность»… два года – день в день. У меня самого эта пленка давно пропала, и эту запись я больше никогда не слышал. Обе песни иногда пою, под гитару, самому себе и тихо. Чтобы не объяснять.



© Союз ветеранов Анголы 2004-2024 г. Все права сохраняются. Материалы сайта могут использоваться только с письменного разрешения СВА. При использовании ссылка на СВА обязательна.
Разработка сайта - port://80 при поддержке Iskra Telecom Адрес Союза ветеранов Анголы: 121099 г. Москва , Смоленская площадь, д. 13/21, офис 161
Тел./Факс: +7(499) 940-74-63 (в нерабочее время работает автоответчик)
E-mail:veteranangola@mail.ru (по всем вопросам)