Касимбо» приносит беду…
(«Комсомольская правда» 21.06.84)
В мае на землю Анголы приходит сухой зимний сезон – «касимбо». Пересыхают русла маленьких рек, небо очищается от хмурых туч, спадает жара… Именно в это время активизируются действия бандитской группировки УНИТА, вооруженной и обученной спецслужбами США и ЮАР. Прикрываясь словами о некоем «черном социализме», о свободе и справедливости, унитовцы несут смерть на ангольскую землю, пытаются помешать строительству новой жизни. «Настоящие ангольцы» - так они называю себя. «Фантошес» -«марионетки» - так зовут их в народе…

Когда солнце прячется за невысокие сопки на горизонте и окрашивает небо тревожным красным цветом, на улицы Уамбо выходят патрули. Ровно в 22.00 город замирает: комендантский час. Ни звука, ни шороха на улицах, и только время от времени ночную тишину города режет гулкая автоматная очередь.
Светлый, утопающий в зелени Уамбо второй месяц без воды и света. Быстровозводимые ангары Линию электропередач, подающую ток из провинции Бенгела, подорвали унитовцы. Затем вышла из строя турбина городской станции – ремонт на месте не возможен. Но шутка ли – без воды. Африка все же… и город приспособился: с раннего утра тянется к колодцам вереница детей и женщин с огромными кувшинами на головах – по воду.
До революции это город назывался новым Лиссабоном. Португальцы планировали перенести сюда столицу колонии, составили генеральный план застройки города, проложили несколько проспектов, еще несколько начали, да бросили на полдороге, поспешив укладывать чемоданы: Ангола обрела независимость. Покидали эти края с сожалением: Уамбо всегда считалась житницей страны. Здесь росло отличное зерно, урожаями батата завидовали соседи. Славился и сам город: на местных фабриках - некоторые из них крупнейшие в Африке - собирают мотоциклы, ткут хлопок, перерабатывают нефть…
Но нет мира сегодня на земле овимбунду, живущего в здешних краях. До 1976 года в Уамбо хозяйничали унитовцы. Выбитые в буш частями народной армии они не оставили в покое город. Автоматные очереди по ночам, взрывы бомб на улицах, мины на крестьянских полях – дело рук УНИТА.
Аккуратная оранжевая латка на черном покрывале асфальта там, где еще недавно зияла огромная воронка - метра три в диаметре, глубиной в человеческий рост. Скорчившийся черный куст на сожженной траве. Старый негр сметает с тротуара щепки от лежащего рядом опаленного взрывом ствола.
Иду по первому этажу изуродованного дома, осколки стекла скрипят под ногами. Поднимаю. Исписанный неровным детским почерком листок – задачка по арифметике, которую не успели решить…
На следующий день после взрыва радио ЮАР сообщило: в результате акции, совершенной в Уамбо агентами УНИТА, погибли «советские и кубинские военные специалисты». Это была ложь. Здесь, в 11-этажном доме на проспекте Восьмого февраля, не было военных. Здесь жили ангольские и кубинские врачи, студенты, строители, учителя… 24 человека, из них 10 ангольцев, погибли. Несколько десятков тяжело ранены. Убийство совершено унитовцами, но и ми двигала рука, имеющая опыт массового террора.
Скажите про себя: «первая учительница». Так вам легче будет представить Марию Копельо – пожилую учительницу математики из Гаваны. Сиреневый шелковый платок схвачен узлом на затылке, тихий голос спокоен и тверд. Мария Копельо снимает свои круглые очки – вижу большой синяк на ее лице… Мария, покажи компаньеро свою куртку, говорит ей Хесус, секретарь партийной ячейки учителей. Куртки нет, пришлось выбросить: осколки изорвали ее в клочья. Если бы не куртка, как знать, сумкли бы врачи выходить Марию?
Кстати, они крепко поругались тогда. Когда она, перевязанная вернулась из госпиталя, Хесус сказал ей: «Мария, тебе все-таки уде пятьдесят пять, у тебя четверо детей… Может, вернешься в Гавану?» Мария не разговаривала с ним после этого несколько дней, но прежде сказала ему: «Послушай-ка Хесус. Я, конечно, уеду на Кубу, но только в тот день, когда мой класс получит аттестаты. Только тогда, клянусь тебе своими детьми, трое из которых тоже выполнили свой интернациональный долг. А раньше – только мертвой, ты понял меня Хесус?»
Они точно выбрали место. Малогабаритный «Лендровер» в открытым кузовом притормозил у тротуара. Напротив железнодорожная насыпь, способна отразить взрывную волну, вернуть ее удар к дому. Кто–то видел: водитель вышел из кабины, торопливо зашагал прочь. Взрывной механизм 250-килограммовой фугасной бомбы, усиленной мощным зарядом динамит и прикрытый гравием, ожил. До взрыва оставалось несколько секунд…
Они точно выбрали время. 19 апреля, 17.45. они наверняка не раз проезжали мимо, принюхивались, прикидывали. В эти часы кубинские интернационалисты, работающие в больницах, школах и на фабриках Уамбо, возвращаются с работы. В этот день – в четверг – приходят письма из дома: почти все собираются внизу, в маленьком холле на первом этаже, улыбки освещают лица людей, жадно читающих весточки от родных…
Взрыв покачнул дом – он дрогнул, но выстоял. Бомба сработала как противотанковая граната направленного действия, - взрывная волна докатилась до шестого этажа тысяча осколков снаряда и гравия врезались в стены. В людей.
Советские медики, работающие в Уамбо, приехали в госпиталь прежде, чем доставили туда раненых.
Советская женщина, врач, первой протянула руку, когда стало ясно, что раненому срочно необходима кровь. Так же поступили еще трое…
«Интернационализм» - нет прекрасней цветка!» так начал Хесус письмо, которое они отправили товарищу Фиделю. Хесус, конечно, немного поэт, но попробуйте-ка в прозе! Там были слова: кубинцы не дрогнули. Кубинцы не отступили, кубинцы продолжают работать!
Через несколько дней после взрыв в Уамбо был суд. С раннего утра стекались на главную площадь города люди – наболело на сердце, накопилась злость в душе у народа овимбунду. За четыре последних месяца около двух десятков бомб было взорвано в городе, сотни мин подстерегали крестьян на окрестных полях и тропах, десятки колодцев оставили после себя унитовцы.
- Каждый день мы узнаем о новых убийствах, которые совершает УНИТА, - гремел над запруженной площадью усиленный мегафоном голос военного комиссара провинции. – Скажите мне, кто гибнет от рук бандитов?
- Народ! – отвечала площадь.
- Вот, посмотрите на него. Его зовут Нелиту Белу, ему двадцать два года. Он убивал из=за угла наших людей. Что заслуживает он?
- Смерти!
- Полюбуйтесь на этого. Теодоро Кассинда, он схвачен при попытке подложить бомбу в аптеке. Как ему имя?
- Убийца! Долой наемников империализма!..
их судил народ овимбунду, народ Анголы. 51 бандит впервые открыто взглянул в глаза своих соотечественников. Это был последний день их жалких, ничтожных жизней. Среди них, к сожалению, не было тех кто спланировал и осуществил взрыв на проспекте Восьмого февраля. Пока не было: органы безопасности Уамбо ведут следствие, распутываю клубок за клубком историю чудовищной диверсии.
…Дорога тянется не юго-запад от Уамбо, режет пологие холмы, поросшие сухим лесом, взлетает на оранжевые пригорки и снова падает в лощины.
Вот и Кала – непохожие друг на друга двухэтажные домики-игрушки, тростниковые хижины на окраине. С помощью всемирно известного устройства из проволоки босой мальчишка гонит обруч по пыльной дороге. В тени раскидистого дерева чудачат женщины, изредка поправляя привязанных к спине матери широким куском материи грудных детей – их розовые пятки смешно торчат из-под материнских локтей.
С Карлушем Пашеко, секретарем муниципального комитета ЖМПЛА – молодежи партии, не спеша едем по улочкам Каалы. Карлуш вслух мечтает о том. Что вот здесь когда-нибудь построят клуб, а там – спортзал, а то и настоящий дворец спорта, вон там – школу. Все это – будет. Но пока не время. Пока только триста членов ЖМПЛА остались по всей округе: ребята уходят в армию. Карлуш верит: они вернутся, закатают рукава своих выцветших на солнце гимнастерок и примутся за Каалу. И прогремит их поселок с названием, похожим на имя красивого белого цветка, на всю провинцию Уамбо…
На окраине, за шлагбаумом, перекладины которого подняты к небу, как руки в мольбе о возмездии, - высокие каменные бараки, недавно выкрашенные в цвет неба.
В одном из бараков, стоя босиком на холодном цементном полу, поют дети. Младшим – по два с половиной года, старшим – десять лет. Их родителей убили унитовцы. Пожилая женщина с усталыми глазами, несколько девушек в опрятных красных халатах, старик сторож – больше у них нет никого. Огромные смешные зайцы, нарисованные на голых стенах чьей-то доброй рукой, старенькие одеяла на двухэтажных кроватях в тесных комнатах, такой же пустой и гулкий барак-столовая. Это все, что успела, что смогла сделать им их сражающая революция. Пока все.
- Подожди, товарищ, - трогает меня за рукав Карлуш. – разделаемся с Унитой, тогда...
проклятый комок застрял в горле, он мешает мне слушать твои слова, Карлуш. Думаю о том, какое страшное обвинение убийцам – эти сто пятьдесят детей, поющие в холодном полумраке барака.
- Мы должны ехать, - говорит Карлуш. – Все переезды – только засветло. Это приказ комиссара: в буше неспокойно.
Идет сильный дождь. Десятки тысяч «тамтамов» тревожно барабанят по крыше. Под гулкими сводами, удесятеренная эхом каменных стен, гремит, рвется наружу песня:
«Мы не вернемся к колониализму,
мы победим империализм,
Борьба продолжается –
Победа неизбежна!»
Сто пятьдесят черных кулачков поднимаются над курчавыми головами. Победа неизбежна…

М. Кожухов
(Наш. спец. корр.)
Уамбо