Региональная общественная организация участников оказания интернациональной помощи республике Ангола
Поиск по сайту
Подписка на новости
Ваше имя:
E-mail:
Случайная фотография
Случайный MP3 файл с сайта
Установите Flash-проигрыватель 07. Отшумели песни... (Мозамбик)

Перейти к разделу >>

21 марта - День независимости Намибии.

«ЗАПИСКИ ВОЕННОГО ПЕРЕВОДЧИКА»

Воспоминания военного переводчика группы СВС при СВАПО в Анголе, 1978-1980 гг. Михаила Власенко.
Война в Анголе. Взгляд технаря.

Война в Анголе… война, о которой знают немногие, которая длилась 25 лет, и через которую прошли десятки тысяч советских людей.
Мне, Сахарову Михаилу Алексеевичу довелось быть одним из них.


В Народной республике Ангола я находился в течение четырех лет с перерывами.
Первый раз - февраль 1983 года, затем с 15 августа этого же года по 14 августа 1986. И с декабря 1995 г. по июль 1996 г. Достаточно долго , чтобы узнать и полюбить эту страну, проживающие в ней народы, узнать их жизнь, нравы, обычаи, изучить язык в достаточном объёме для взаимопонимания.
Первая моя тридцатидневная командировка в Анголу была связана с тем, что в наш вертолетный полк, базировавшийся в г. Цулукидзе Грузинской ССР, пришла разнарядка на отправку вертолета МИ -8 с эмблемами Аэрофлота в Анголу для обеспечения работы Главного Военного Советника в Анголе. Меня назначили старшим группы по подготовке, разборке, отправке на корабль, получении его в Анголе, сборке и облёта. Задача была успешно выполнена. В Луанде мы узнали, что в этом году ожидается поставка 12 вертолетов МИ – 24 в Анголу, и конечно же, мечтали на них попасть. Лично мне довелось эксплуатировать все модификации вертолетов МИ -24, существовавшие на тот день.
В августе 1983 г пришёл вызов в «десятку»- 10-ое Главное Управление Генерального Штаба, и была поставлена задача – выполнить регламентные работы на том вертолете Ми-8 , который мы сдали здесь в эксплуатацию полгода назад, и плавно перейти на сборку вертолётов Ми -25( это те же Ми 24) , которые прибыли на кораблях, и которые уже собирала группа заводских специалистов. После выполнения регламентных работ на Ми -8 двое из нашей группы вернулись в Москву, так как не было штатных должностей для них, а четверо остались в качестве специалистов при начальниках групп обслуживания на вертолётах МИ -25. Должен оговориться сразу, что так называемого «подсоветного» я не видел ни разу, что меня даже очень устраивало. Одна из причин – отсутствие кадров. И вторая, как более главная - современные вертолёты Ми 25 требовали высокой квалификации, обученности и опыта в их эксплуатации, не прощали малейшего дилетантства и отсутствия ответственности.
Прибывшие 12 вертолётов были распределены поровну. Шесть вертолётов в кубинский вертолетный полк и шесть вертолётов в ангольский. Пока проходила сборка и облёт вертолётов, личный состав кубинской эскадрильи постоянно находился рядом с нами, помогали вскрывать контейнеры, переносить тяжести - в общем там где требовалась неквалифицированная грубая сила, они были незаменимы- от командира эскадрильи майора Уго Бланко до авиамеханика рядового Альфредо Мораччо.
Министр обороны Анголы Педро Педале пожелал убедиться в огневой мощи вертолётов. И в начале сентября 1983 года пара вертолётов Ми 25, управляемых кубинскими летчиками, взлетела с заряженным боекомплектом на полигон. В одном из вертолётов, управляемым командиром эскадрильи Уго Бланко, в кабине лётчика- оператора находился министр обороны Анголы. Я находился в грузовой кабине этого же вертолета. Результаты стрельбы пары вертолётов поразили не только Педале, но и меня, тем более я знал, что эти экипажи были всю ночь у нас в гостях, и мы дружно пели песни «Куба- любовь моя», «Подмосковные вечера», и щедро угощали друг друга – мы их армянским коньяком, они нас ромом « Гавана клуб». И было как всегда – чем лучше вечером, тем хуже утром.
Кубинцы настояли, чтобы я полетел с ними в качестве инженера эскадрильи и подобрал ещё троих специалистов. Наше командование пошло им навстречу, и в кубинский вертолётный полк были назначены специалистами - капитан Сахаров М.А. - старший, майор Филонов В.Н.- спец по электрооборудованию, старший лейтенант Петров В.А спец по радиооборудованию и лейтенант Кирилов А.Д. спец по вооружению.
Командир вертолетного полка капитан Симау разыскал меня на аэродроме, выразил своё недовольство этим фактом , сказал, что поскольку у меня заключен контракт с ангольской стороной и мне платит Ангола, то я обязан лететь с ним. Очень тактично и корректно, учитывая менталитет местных начальников, я убедил капитана Симау, что мы все военные, я получил такой приказ, а поскольку вертолеты, на которых будут воевать кубинцы, все равно принадлежат Анголе, то большой разницы нет, с кем я буду, и те советские специалисты, которые полетят с ним, ничуть не хуже меня и моей группы. Больше претензий с его стороны я не слышал.
15 сентября 1983 года кубинская эскадрилья вертолётов Ми 25 вылетела на аэродром Маланже для участия в операции «Берлин», а через несколько дней ангольская эскадрилья на аэродром Луэна для участия в другой операции. По прибытию на аэродром Маланже наш полк был размещен в местной гостинице, в которой уже жили гражданские кубинцы – учителя, врачи, строители, военнослужащие других родов войск. Нас, ещё не знавших слова по-испански, кроме «здравствуй» и «спасибо», приняли замечательно, тепло, разместили таким образом, чтобы мы не испытывали никаких бытовых неудобств абсолютно. Кубинские летчики почти все говорили по-русски, потому что учились в Союзе, а техники и другие резервисты, которым Фидель сказал, что Ангола их вторая Родина, снял их с сафры, отобрал мачете и сказал, что они будут бортовыми техниками на вертолётах Ми 25, не только не знали ни слова по-русски, но и вертолёт увидели впервые в Анголе. На меня и мою группу легла непростая обязанность -организовать надежную безаварийную эксплуатацию авиационной техники в боевых условиях, соблюдая все требования наших документов. Летали очень много.
Командиров эскадрильского уровня можно было убедить выполнять требования документов. Например, на моё требование чехлить кабины и ставить заглушки на двигатели, майор Уго Бланко заявил, что они находятся на войне и в целях обеспечения быстрого взлета вертолёта чехлить необязательно. Тогда я подвел его к вертолёту Ми 8, завёл в кабину пилотов и задал вопрос: - «Видишь хорошо? Это потому, что без чехлов и заглушек». А в том Ми 8 нельзя было видеть хорошо, потому что от длительного постоянного пребывания на солнце стекла пожелтели, покрылись сеткой трещин и резко ограничилась прозрачность остекления. Командир молча кивнул головой, немедленно построил эскадрилью и приказал чехлить вертолёты и ставить заглушки. Больше этот вопрос не обсуждался.
Поскольку летали очень много , через несколько дней после прилета один из вертолётов имел наработку 25 часов. При такой наработке, особенно первой после начала эксплуатации, положено выполнить кое-какие работы. При моей попытке остановить вертолёт для выполнения регламентных работ, меня вызвал командующий ВВС Кубы в Анголе генерал Мартинес , выразил недовольство, заявил, что согласно нашим документам во время войны регламентные работы отменены, и попросил меня не мешать выполнять боевые задачи. Мои объяснения, что регламентные работы не отменены, а сокращены и обязательно выполняются на жизненно важных узлах вертолёта и двигателей, не стал даже слушать. Ну и надо же такому случиться, что при первом же взлете этого вертолёта, который не успел удалиться на один километр от аэродрома, задрожали стрелки оборотов двигателей, появилась «вилка»- то есть разнорежимность работы двигателей, резко упала мощность двигателей. Управлял вертолётом капитан Хосе Энрике Перес Сариоль, замполит эскадрильи. Тут же, развернувшись, произвёл вынужденную посадку. Я снял с двигателей топливные фильтры, которые были забиты неестественно красного цвета содержимым, и предложил капитану Сариоль отнести их на КДП и показать генералу Мартинесу. В результате этот вопрос был решен положительно. Кубинцы убедились, что мои действия направлены на обеспечение их же безопасности, и с этого момента начали безгранично доверять мне в вопросах эксплуатации и безоговорочно выполнять мои требования в течении всех трёх лет моего пребывания.
Кубинцы говорили так: если двигатель заменили местные специалисты – нельзя подходить к этому вертолёту, если заменили кубинцы, надо что бы посмотрел Миша, то есть я, и после этого лететь, а если заменил Миша, то можно лететь хоть на луну, не задавая вопросов. Конечно, такая оценка мне льстила. Незаметно подошла знаменательная дата - день Великой Октябрьской революции. Кубинский главнокомандующий генерал Леопольдо Синта Фриас облетел на вертолёте все бригады, участвующие в операции «Берлин», поздравил всех советских советников и специалистов, находящихся там, вручил каждому по бутылке рома «Гавана-клуб» и блоку сигарет. Со многими из них я встречался потом, и с таким восторгом и благодарностью люди оценили этот факт, сравнивали его с действиями советского командования, которое не выразилось никак.
Вечером шестого ноября, после окончании боевых вылетов, в большом зале гостиницы собрался весь вертолетный полк .За главным отдельно стоящим столом сидели Главком вооружённых сил Кубы в Анголе, командующий ВВС Кубы, командир полка Орландо Кальво, наш советник Главкома ВВС и ПВО полковник Лакуста Орест Николаевич, боевой лётчик, сам участвовавший многократного в боевых вылетах на МиГ -21. Заслуженно награжденный орденом Боевого Красного знамени, и очень простой в общении человек. Мы находились в общем зале вместе с личным составом полка. Естественно, мы готовились к празднику заранее. Было принесено десять бутылок армянского коньяка, и мы его весь выставили на стол, за которым находилось командование. В ответ мы тут же получили ящик «Гавана клуб». Было произнесено много речей, поздравления. В своей речи командир полка поблагодарил нас за неоценимую помощь и объявил для нас выходной в связи с нашим праздником. Я своих всех предупредил, что никаких выходных, как обычно в четыре утра отъезд на аэродром вместе со всеми. Но в семье не без … Майор Филонов В.Н. по приходу в номер «выпал в осадок» и спал последующие двое суток, а нам троим было очень стыдно за него.
Через несколько дней после праздников мы, как обычно, приехали на аэродром в четыре утра. Не успели расчехлить вертолёты для выполнения предполетной подготовки, как кубинцы засуетились , стали запускать вертолёты по тревоге. На наш вопрос что случилось, нам ответили, что полк перелетает на другой аэродром, потому что на посёлок Зумба на побережье океана напала крупная банда и идёт тяжёлый бой. И мы полетели. Через несколько часов мы приземлились на аэродроме Лобиту, что в семидесяти километрах от Зумбы. Нас встретили гражданские кубинцы, работавшие там, которые бросили свои рабочие места для помощи летчикам. Были уже доставлены ящики с НУРС, ввернуты в НУРСы взрыватели, поставлены палатки для отдыха и приёма пищи, работала кухня. В общем, личному составу оставалось только заряжать вертолёты и летать на Зумбу. В этой Зумбе не было ни одного военного. Много гражданских специалистов – строителей, врачей, учителей. И там же было сельскохозяйственное ПТУ, в котором работали советские специалисты- преподаватели и хлопкоробы – узбеки. Ночью крупная банда УНИТА напала на беззащитный посёлок. Все гражданские кубинцы имели оружие, нашим это было запрещено . И когда началась стрельба, кубинцы прятали наших гражданских в окопы , не давали высовываться из них, говоря , что это не ваша война, мы справимся сами.
Через два дня банда была рассеяна и частично уничтожена. Со слов кубинцев, число погибших составило девять кубинцев, из них две женщины, которые на равных с мужчинами участвовали в обороне и было уничтожено семьдесят бандитов. Через неделю мы с победой вернулись в Маланже.
Поразительный народ кубинцы! Такие же как и мы, только морально чище, наивнее, общительнее нас. Всегда готовы не просто поделиться, но и отдать последнее советским. При этом всегда жизнерадостны , веселы, каждый кубинец замечательно поёт и не менее замечательно танцует.
Новый 1984 год мы встретили на аэродроме Куито – Бие . Первое января день кубинской революции. С четырёх утра и до вечера, как обычно день прошёл в напряженной боевой работе. Каждый вертолёт сделал по несколько боевых вылетов. А вечером нас командование пригласило на лёгкий фуршет в честь своего праздника. Было сказано много торжественных речей и выпито по чуть- чуть рома « Гавана клуб», потому что завтра такой же день с боевыми вылетами.
Утром пятого января 1984 года полк был поднят по тревоге в четыре утра. По прибытию на аэродром командиров экипажей вызвали на постановку задачи, а мы, подготовив вертолёты к вылету, находились в ожидании. Утро, хоть и в Африке выдалось прохладным. Я сел в грузовую кабину одного из вертолётов и задремал там. В семь утра прибежали летчики, командир экипажа капитан Хосе Энрике Перес Сариоль сказал, что взлетаем на разведку, потому что наземная разведка доложила, что городок Ньярея занят противником, надо убедиться, что это соответствует действительности и по возможности оценить силы противника. Я сказал Сариолю, что полечу вместе с ними. На его реплику, что там может быть опасно, я беспечно ответил, что - подумаешь , не в первый же раз. Ну и полетели. Ведущим был кубинский вертолёт, ведомый – ангольский. Такую тактику ввели кубинцы, чтобы повысить боевую активность ангольцев.
Через сорок минут полёта на беспредельно малой высоте появился городок Ньярея. Я выставил свой пулемёт РПК в блистер и приготовился к стрельбе. С другого борта бортовой техник этого вертолёта приготовил к стрельбе автомат. Я с воздуха любовался этим городком, прекрасные виллы, площади с фонтанами, конечно, недействующими, все из мрамора, блестит. Молодцы португальцы, строили, думая , что на века, оказалось, на 500 лет. Летели низко, все блистеры были открыты, наушников на голове не было. Раздался какой-то звук, напоминавший автоматно- пулеметную очередь. Я подумал, что это начал стрелять бортовой техник и посмотрел на него. А он подумал, что стреляю я и тоже повернулся в мою сторону. В это время капитан Сариоль, не слышавший этих звуков делает горку, боевой разворот, и летит в обратную по этому же маршруту. Что тут началось! Наши вертолёты подверглись интенсивному обстрелу из стрелкового оружия. Кабину затянуло вонючим дымом, бортовой техник с широко открытыми глазами что то орёт по – испански. Я оставил пулемет и через узкий проход пошёл в пилотскую кабину взглянуть на приборы. Командир правой рукой держался за ручку управления, левой вытирал кровь, обильно текущую по лицу, заливая глаза, и кричал в эфир: « Примо, где ты? Примо, ответь! Примо, меня ранили!» . «Примо» - это двоюродный брат, так кубинцы обращались к ангольцам. А «Примо» в это время уже взорвался в воздухе, не долетая до земли. Взглянув на приборы, я обнаружил падение давления масла в главном редуктора и рост температуры масла. Уверен, что если бы я не зашёл в кабину, нас бы ожидала судьба ведомого. Я похлопал командира по плечу и показал на приборы. Командир немедленно выпустил шасси и произвел посадку посреди джунглей. Пролетели всего четыре минуты, это десять километров, значит противник недалеко и нужно быстренько уходить. По нашим данным самый ближайший населённый пункт- город Андуло, должен быть в сорока километров от Ньяреи, и там базировалась 20я бригада СВАПО –намибийские партизаны, которым правительство Анголы предоставило возможность базирования и боевой подготовки на своей территории, а те, кроме совершения рейдов в Намибию, иногда воевали и с бандами УНИТА.
Я ещё с воздуха перед посадкой заметил в стороне обработанную поляну и признаки жизни возле неё. Мы пошли в ту сторону, захватив оружие, карты, боеприпасы. Вышли на эту поляну. Возле шалаша – или по местному «кимбы» , стояла женщина с двумя детьми на руках, а третий держался за юбку. Сариоль выхватил пистолет, и размахивая им перед лицом женщины, стал расспрашивать в какую сторону Андула. Женщина махнула рукой в сторону, туда , мол, но Сариоль не успокоился. Окровавленный, с пистолетом в руке, он выглядел довольно устрашающе. Тогда борттехник попросил его помолчать, сам поговорил с женщиной очень спокойно, и она также уже тоже спокойно объяснила в какую сторону идти и сколько километров. По её словам это 30- 35 километров, а также показала направление. Мы двинулись. Не успели пройти пятьсот метров, как из кустов появилась группа людей, человек восемь, выглядевших чрезвычайно колоритно. Во главе её был человек в кожаной шляпе, при бабочке и чёрном костюме. А рубашка и обувь отсутствовали. Представился старостой близлежащей деревни и предложил помощь. У меня был РПК и деревянный ящик с тремя цинками патронов. Один из группы подошёл ко мне и стал просить пулемет. Естественно, пулемёт я ему не дал, а ящик с патронами отдал. Он его тут же вскинул на голову, и без помощи рук легко и непринужденно понес. А выглядел он ужасно. Все лицо в кровоподтеках, глаза заплыли кровавыми синяками. На наш вопрос староста пояснил, что вчера на их деревню напала банда, отца и брата убили, а этого избили прикладами до потери пульса, решили что он мертвый и ушли, забрав с собой урожай, животных, женщин и девочек. Этот парень через несколько часов пришёл в себя и сейчас очень счастлив, что остался жив.
Наши проводники повели нас в направлении Андулы . По дороге не шли, объяснив нам, что она заминирована. Шли параллельно ей. Если встречался непроходимый участок, строго под прямым углом переходили на другую сторону и шли дальше. Дойдя до населённого пункта , увидели шлагбаум, будку и в ней беспечно спящего часового. Примчался караул. СВАПО все как на подбор, огромного роста и весом под сто килограмм, и англоговорящие. С трудом выяснив кто мы такие, куда то позвонили. Примчался на мопеде местный староста и по очереди перевез нас в расположение бригады. Там оказались шестеро наших – четыре советника и два переводчика. С переводчиками мы оказались знакомы – полгода назад летели в одной группе в Анголу. Удивлению и радости не было предела. Выяснив обстоятельства, по которым я здесь появился, они сказали , что теперь понятно, почему над ними в небе такая активность. Летают самолёты и вертолеты, слышны вдалеке разрывы бомб. Оказалось, что после того как была потеряна связь с вертолётами, был послан МиГ 21 на поиски. Обнаружил один горящий вертолёт в Ньярее, а второго не нашёл. Командиром полка МиГ 21 был родной брат Сариоля – подполковник Перес. Естественно, он принял самые жёсткие меры –весь день полк сбрасывал бомбы, пускал ракеты, стрелял из пушек по городу Ньярея и укреплением вокруг него. В последствии мне наши говорили, что на месте мраморного городка остались нежилые руины. Капитан Сариоль по наземной радиостанции, предоставленной нашими советниками, связался с аэродромом базирования, подробно доложил обо всем, что случилось и нашем местонахождении и , как говорится , выпал в осадок. С ним случился нервный шок. Рана в голову была ни при чем- просто очень кровоточащая., и не от пули, а от осколка трубки системы кондиционирования, в которую попала пуля. Им немедленно занялись СВАПОвские медики.
Через некоторое время войны воздухе появились три Ми-8 , на которых прилетело кубинское командование. После непродолжительных переговоров со СВАПО было принято решение отправить четыре автомобиля «Урал» с личным составом СВАПО к вертолёту для обеспечения безопасности. Еще через какое то время они доложили, что безопасность обеспечена, можно вылетать. Кубинцы посадили меня в Ми -8 и повезли на место посадки Ми –24 для оценки возможности восстановления и перегонки вертолёта на свой аэродром.
Осмотрев вертолёт, я ужаснулся. Было 68 пробоин, из них 17 в лопастях, у трёх лопастей в нескольких местах, были пробиты лонжероны, то есть силовые элементы лопастей. Основные повреждения пришлись сзади снизу-то есть стреляли без опережения, а у нас скорость была 330 километров в час. Были прострелены все нижние топливные баки, весь радиоточек был как решето - простреляны аккумуляторы, радио и навигационная аппаратура, гироагрегаты. В отсеке главного редуктора были перебиты масляные шланги. Спереди пуля вошла в отсек передней стойки шасси и там остановилась, чему очень радовался летчик- оператор. Ещё одна пуля прошла через остекление кабины пилота, повредив систему кондиционирования, и легко ранила командира в голову, а одна из пуль попала в газовую трубку автомата бортового техника где формировала его и изменила свою траекторию. Видимо, какие-то высшие силы следили за нами и сохраняли нас.
Оценив состояние вертолёта, я составил перечень необходимых для восстановления вертолёта до летного состояния, сел в Ми –8 и через полчаса был на своём аэродроме Куито-Бие. Поскольку складов с запасными частями и агрегатами не было, кубинское командование приняло решение разобрать один из оставшихся пяти вертолётов для восстановления и перегонки пострадавшего вертолёта. Команду специалистов я выбрал сам. В неё вошли мои лейтенанты – Петров Владимир и Кирилов Аркадий, и шесть кубинских техников, которых я успел подготовить как специалистов. Работы по восстановлению вертолёта заняли пять шесть часов. В это время над нами сменяя друг друга барражировали кубинские Ми – 24. А со стороны города Ньярея доносились разрывы авиабомб и очереди авиапушек. Вертолёт Ми -8, который привёз бригаду для ремонта и запасные части стоял рядом в окружении бригады СВАПО. Для перегонки вертолёта с нами прилетел командир эскадрильи майор Уго Бланко. Реально оценив время до наступления темноты и объём оставшихся работ, я пришёл к выводу, что лопасти несущего винта заменить не успеваем. Между мною и майором произошёл следующий диалог «Уго, не успеем поменять лопасти несущего винта, а в остальном отношении лететь можно». «А это опасно?» « Конечно, опасно, на каждую лопасть действует центробежные силы в сто пятьдесят тонн, а лонжероны пробиты в нескольких местах».
После небольшой паузы величиной с выкуренную сигарету, Уго спросил: « А ты со мной полетишь?» «Ну, конечно, а для чего же я здесь!». Во время нашего разговора Ми-8 внезапно запустился и улетел. На моё удивление по этому поводу Уго Бланко раздражённо произнёс: « А этот п…с ночью не летает!» . Тут же следом запускаемся и мы, и взлетаем вдвоём. Ни один прибор не работает, кроме оборотов двигателей и несущего винта. Два моих лейтенанта и шесть кубинцев остались в джунглях в окружении бригады СВАПО в тридцати километрах от места базирования бригады. Было уже 20.30. , тропическая ночь наступает мгновенно. Осветительные приборы, бортовые огни, посадочные фары тоже не работали. Лётчик ориентировался по проблесковому маяку Ми-8, летевшего в нескольких километрах впереди нас, а потом по огням аэродрома, который по причине проводимой спасательной операции работал- летали Ми -24 и Миг -21 на прикрытие нас. Наш вертолёт практически невидимый сел поперёк полосы. Тут же собралась толпа народу, подъехал на УАЗ генерал Мартинес. Выразил мне благодарность за мои действия, спросил как моё самочувствие. Я ответил, что очень плохо, потому что два моих подчиненных и шесть кубинцев остались в джунглях на произвол судьбы. Так как Ми -8, который должен был их забрать взлетел за пять минут до окончания восстановительных работ, потому что « этот п…с ночью не летает».
Генерал дал команду всех на разбор полётов, дал мне свою машину доехать до гостиницы. Через полтора часа ко мне зашёл экипаж этого вертолёта. Командиром оказался молодой подполковник, только что окончивший Монинскую академию, и прибывший в Анголу на должность заместителя командира полка. Объяснил мне, что мы с ним оба коммунисты- интернационалисты, заняты здесь одним и тем же делом, а взлетел он потому, что светлое время заканчивалось, а он ещё не восстановился для полётов ночью. Но если бы он получил приказ, он бы остался . Я заметил, что садился на свой аэродром все равно ночью, а его должность позволяет принять любое решение, не дожидаясь команды от Фиделя. И привёл ему примеры действий наших в Афганистане, когда вывозят всех из опасных зон, рискуя своими жизнями, а то и теряя их. « Но они же там остались среди своих!». Я объяснил ему, что среди джунглей в непосредственной близости от противника, среди незнакомых англоговорящих военных, это далеко не среди своих, а чрезвычайно опасно, тем более добираться ночью по заминированный местности тридцать пять километров. Он заявил, что я прав во всем, и завтра с рассветом он лично вылетит в эту бригаду СВАПО и заберет всех. Но завтра и послезавтра оказались нелетными по грозовому положению с сильными ливнями. Привёз он их только на третий день. Ребята оказались очень довольны, а наши советники и переводчики ещё больше, так как для них это было яркое развлечение среди серых будней. На этот раз все закончилось хорошо. Вертолёт с получением деталей восстановили. Летчика и борттехника, который тоже «выпал в осадок» отправили на реабилитацию на Кубу, а я и летчик – оператор остались в полку. Меня наградили орденом, вручили в Москве, когда я полетел в отпуск.
Пока я мотался с кубинцами по всей Анголе, в Луанду прилетела моя жена, остановилась у наших однополчан. Через три дня после её прилета малознакомый кубинец подошёл ко мне и сказал: «Мича, твой жена – Луанда». Я стал искать возможность вылететь в Луанду. Вертолёты туда не летели, Ан-12 на этот аэродром не летал. На следующий день прилетел кубинский Ан -26 и на нем главнокомандующий Вооружённых Сил Анголы. Я подошёл к нему, не стесняясь попросил разрешения лететь с ним до Луанды в связи с приездом жены. Он ответил, что, конечно, да, но у него по плану ещё четыре аэродрома и только вечером Луанда. Меня это устраивало, и вечером состоялась встреча с женой.
В одном из перелетов ангольский пилот на Ми- 25 попал в облака. Не имея опыта полётов в СМУ, потерял ориентировку и упал в горах. Вертолёт получил сильное повреждение от удара о землю. Опять вопросом чести для советских специалистов стала задача восстановить вертолёт до летного состояния и перегнать его в столицу. На вертолётах Алуэтт-3 вылетели к месту падения вертолёта полковник Лакуста О.Н. и четверо заводских специалистов. Прилетев на место, мы увидели лежащий на боку на горном склоне Ми -25 со сломанными несущими и рулевыми винтами. Заводские специалисты, среди которых были старший группы Павлов и бригадир, вступили в громкую полемику о невозможности восстановления вертолёта, потому что нет спецтехники и наземного оборудования. Пока они громко спорили, я молча привёл вертолёт в горизонтальное положение с помощью лома, кувалды, топора, пилы и одного гидроподьемника. Полковник Лакуста предложил заводчанам замолчать и выполнять мои указания, потому что уже был виден результат. Я их понимаю- всю жизнь работали в заводских условиях на бетонке в белых халатах, а тут полевые, вернее горные условия, требуют головы, смекалки, подручных средств и какой то матери. И в конце дня вертолёт был готов к взлету. Наши летчики Ю. Маевский и В. Рябов запустили вертолёт и перелетели на аэродром Бенгела, где мы дозаправили его ведрами и так поэтапно с несколькими посадками для дозаправки расходного бака, основные были пробиты, вертолёт был перегнан в Луанду. На него посмотреть приходили толпами, потому что вертолёт в результате сильного удара о землю повело, броню фюзеляжа и он был как гофрированный.
Через какое- то время при посадке в джуглях в расположение шестой бригады ангольский пилот Филомену Рекурексау зацепил рулевым винтом за землю и отломил килевую балку с рулевым винтом. Опять стал вопрос восстановления и перегонки вертолёта. На рекогносцировку полетели заводские специалисты, но восстанавливать вертолёт они отказались ввиду близкого расположения противника. Восстанавливать вертолёт полетели я и старший лейтенант Худяков В.Н. Сразу по прилету и разгрузке привезенных деталей приступили к работе. Володя через несколько часов напряженной работы запросил отдыха, что мол нету больше сил. Я настойчиво, требовательно и даже с применением ненормативной лексики, заставлял его работать и пахал сам. С наступлением темноты мы прекратили работу, и в расположение бригады под свет костров и фонарей летучая мышь отмечали сорок четвертую годовщину со дня рождения советнику замполита бригады. Во время торжественного ужина - а мы с собой привезли два литра спирта - начался артиллерийский обстрел длившийся минут пятнадцать. Все закончилось благополучно. А только начало светать, Володя начал меня будить и требовать идти на вертолёт работать, что бы сегодня же улететь.
Закончив восстановление вертолёта, по радио доложили в полк и вызвали экипаж для перегонки. Командир полка подполковник Василевский Д.А. привёз на Ми-8 майора Песченко М. и оператора ангольца. Надо было запустить вертолёт и в качестве облёта сделать маленький кружок над джунглями . Ангольский пилот тут же исчез и поиски его ничего не дали. Облетывали вдвоём – майор Песченко и я. Только приземлились, появился анголец, и мило улыбаясь, стал задавать вопросы все ли нормально. Надо отметить, что и ангольцы и кубинцы боялись этого вида полета- облёта вертолёта, особенно после крупных поломок, замены двигателей или главного редуктора. Вертолёт был перегнан в расположение полка.
Теперь о самой страшной незабываемой странице нашей службы в Анголе, связанной с потерей боевых товарищей. В статье «Смертельный укус Цербера» большинство фактов событий тех дней освещены правильно, с точки зрения авторов. Но никто из них не вспомнил, что на момент прибытия в Анголу комиссии по расследованию причин катастрофы Ан-12. Остатки самолёта, трупы погибших уже были вывезены в Луанду двумя советскими вертолётами Ми-8 с эмблемами аэрофлота, которые обеспечивали работу Главного Военного Советника и советской военной миссии. Повреждённые детали самолёта были разложены возле ангара так, как положено при расследовании катастроф. Детали с повреждениями от внешних источников поражения виделись отчётливо невооружённым взглядом. Трупы погибших запаивались в цинковые ящики для отправки на Родину. «Черные ящики» находились здесь же и были готовы к расшифровке.
По прибытию московской комиссии во главе с генерал-лейтенантом Заика командир отряда Ан-12 подполковник Степанов подвел его к остаткам самолёта и доложил, что для работы экспертов все подготовлено – остатки фюзеляжа, двигателей, а также так называемые «черные ящики». Посмотрев на подполковника свысока, генерал заявил, что он должен побывать на месте падения самолёта. Подполковник Степанов доложил, что вывезено все 100%, там осталась только чёрная обгоревшая яма. И совсем рядом противник. На что генерал заявил, что его не поймут в Москве, если он не побывает там, а обеспечить его безопасность он попросит кубинцев. В этот же день советник Командующего ВВС генерал – майор Лепаев Б.А. по радио поставил задачу командиру полка Василевскому Д.А. на перелет двух вертолётов Ми-17 с советскими экипажами с аэродрома Уамбо, где базировался наш полк на аэродром Менонге. Дождаться там прилета самолёта Ан-12 с генерал- лейтенантом Заика и обеспечить его посещение места падения самолёта. Командир полка, получив задачу был поставлен в сложное положение. Из имеющихся по штату двух бортовых техников Ми -17 – один убыл по окончанию срока службы в Луанду, а его сменщик ещё не прибыл из Луанды в полк. Я был на наземной должности, но имел за плечами большой опыт, был готов выполнить эту задачу- полететь на задание в качестве бортового техника, чем снял гору с плеч командира. Вылетели в тот же день как получили задачу. Ведущий пары майор Кутонов Д. Ф., с ним старший лейтенант Неверов Ю. и старший лейтенант Дегтярь А. На втором вертолёте капитан Маевский Ю.В., капитан Рябов В. и я. По прилету в Менонге нас встретил Советник Командующего 4 ВО полковник Фарфилов – очень авторитетный и уважаемый всеми - советскими, кубинцами и ангольцами командир. Сообщив нам, что на место падения самолёта уже вышла кубинская бронеколонна - три танка, шесть БТР, пятьсот человек личного состава на грузовиках ЗИЛ 131 . Он предложил нам сегодня же слетать на рекогносцировку- посмотреть как идет бронеколонна, облететь место падения самолёта, убедиться есть или нет там противник, подобрать место посадки с тем, чтобы завтра по прибытию генерала Заика посадить его в вертолёт, и свозить на место катастрофы. Мы так и сделали. Пролетев по завтрашнему маршруту, убедились, что колонна движется нормально, только растянулась на пять- шесть км, потому что дорога узкая, а с обеих сторон непроходимые джунгли. Противника на месте падения самолёта обнаружено не было. Переночевав в штабе, утром следующего дня мы прибыли на аэродром и подготовили вертолёты к вылету. Вскоре появился Ан-12 из Луанды. Мы построились поэкипажно возле своих вертолётов. Спустившись с трапа самолёта, генерал принял доклад полковника Фарфилова и не поздоровавшись с нами, не взглянув в нашу сторону, дал команду, чтобы командиры вертолётов прибыли в штаб для получения задачи по его доставке на нужное место, а остальные пусть ждут здесь. Для нас это было необычно и неприятно- все начальники, прибывавшие к нам по любым вопросам, от полковников до генерал – полковников, начинали общение с нами с приветствий и рукопожатий, а тут такое демонстративное высокомерие. Оставшийся с нами экипаж Ан-12 рассказал нам, что в полёте от Луанды до Менонге генерал сидел на сиденье правого летчика, делал экипажу замечания, стучал кулаком по штурвалу, а ногой по педалям, говоря при этом, что вы не летчики, вы – колхозники, летать не умеете, поэтому вас тут сбивают. Через двадцать минут после убытия командиров в штаб, к нам подлетел на УАЗике кубинский старший лейтенант с радиостанцией - комендант аэродрома Менонге. Очень возбуждённый, сообщил нам, что на бронеколонну напал противник, долбят с двух сторон из джунглей, горят танки, автомобили и нужна поддержка с воздуха. Мы ему ответили, что наши командиры вертолётов и остальные военноначальники находятся в советском штабе, и он рванул туда. Ещё через несколько минут все приехали на машинах к вертолётам. Я лично видел и слышал как генерал- лейтенант хлопнул в ладоши и произнёс: « Ну что ж действуйте!». Полковник Фарфилов попросил кубинца показать на карте место боя. Тот показал с обьяснением, что колонна растянулась на десять километров.
Кутонов, как ведущий пары, поставил задачу: он – слева от дороги, ведомый – справа на предельно малой высоте – три, пять метров от верхушек деревьев. Долетев до места боя, сделать подскок, произвести пуск НУРСов, развернуться и возвращаться на аэродром. Причём ещё раз подчеркнул, что « делаем по одному заходу. Ясно?». Мы немедленно взлетели, взяв на борт воздушных стрелков из местных солдат, причём три солдата не успели добежать до вертолёта Кутонова и сели к нам. Взлетели. Я помогал воздушным стрелкам устанавливать АК 74 в держатели блистеров и устанавливал свой РПК в дверном проеме, так что до пусков НУРСов находился в грузовой кабине. После пуска НУРСов дал команду « Огонь!», отстрелялся сам и зашел в кабину экипажа. В это время мой командир вертолёта капитан Маевский разговаривал по радио с ведущим: «Дима, ты отстрелялся?». Тот ответил: « Делаю второй заход. Ждите». Мы встали в крутой вираж и наблюдали за вертолетом Кутонова, которые повторил весь боевой маневр. На предельно малой высоте подлетел к полю боя, сделал поскок практически над полем боя, выпустил НУРСы, после чего с большим снижением и креном исчез за деревьями, и через несколько секунд над джунглями поднялся огромный столб чёрного дыма. Мой командир тут же по радио стал его запрашивать: «Дима, ответь! Дима, ты меня слышишь? Ответь!» . И тут в эфире раздался голос: « Кто запрашивает Диму?». А второй голос ответил: « Да не наш, это советский Дима!». На запрос Маевского кто вы, голос ответил, что эта пара Миг-23 находимся над вами. «Вертолеты наблюдаете?». «Один вижу, а там что то сильно горит, может быть он?».
Так как вертолёт упал и горел в расположении противника, мы развернулись на обратный курс и сели на аэродром Менонге. К нам тут же подбежал кубинец в высотном костюме, сообщив, что он один из пилотов Миг-23, а второго там же сбили, лётчик катапультировался. Он кружил вокруг него до приземления, знает где тот находится и его нужно немедленно забрать. Полковник Фарфилов вмешался, попросил показать место приземления на карте, определил, что это произошло в расположении противника. Нужно запросить разрешения Главного Военного Советника на вылет нашего вертолёта для эвакуации лётчика Миг-23 с поля боя. Разговор по радио происходил в нашем присутствии возле вертолёта. Полковник Фарфилов доложил Главному, что при проведении операции по доставке генерал- лейтенанта Заика к месту падения Ан-12 сбит наш вертолёт, судьба экипажа неизвестна, и сбит кубинский Миг-23, лётчик катапультировался в расположение противника. Кубинцы просят второй вертолёт для эвакуации лётчика, а наземная колонна кубинцев ведёт бой. После короткой паузы Главный Военный Советник сказал, что он запрещает вылет вертолёта, потому что он один, и послать его- это значит послать на верную смерть. Генерал Заика стоял возле самолёта Ан-12, не проронив ни слова.
В течение ближайших тридцати минут на аэродром Менонге прилетел Ан -26 с Главкомом кубинских ВС генералом Поло и с командующим ВВС Кубы. Командующим ВВС знал меня лично по моей службе в кубинском полку, стал у меня спрашивать обстановку, предложил полететь забрать катапультировавшегося летчика. Я ему ответил, что наш Главный запретил посылать туда один вертолёт, надо решать с ним, а мы, то есть экипаж, находимся до наступления темноты возле вертолёта, и по получению команды готовы взлететь. Генерал Поло спросил у меня, есть сведения о нашем генерале. Я показал им, что вот он стоит возле самолёта Ан-12. Удивлённо переглянувшись, Главнокомандующий и Командующий ВВС отошли в сторону. Поговорив несколько минут, Главком сел в Ан-26 и улетел, а командующий ВВС остался. Я так понял, что они считали, что генерал Заика находятся вместе с бронеколонной, которая была специально выделена для его охраны.
Пока шли эти разговоры, в наш вертолёт сели с десяток солдат кубинского спецназа – все рослые под два метра, мускулистые, и довольно устрашающего вида, готовые лететь с нами забирать из джунглей своего лётчика. После короткого разговора Командующего ВВС полковником Фарфиловым, он подошёл к вертолёту и дал команду покинуть вертолёт, потому что никто никуда не летит. Кубинцы выходили из вертолёта недовольными, и переговариваясь между собой, презрительно поглядывали на нас. Мне было очень стыдно, потому что за два с половиной года пребывания в Анголе были различные ситуации, в который кубинцы действовали самоотверженно, защищая жизнь, здоровье и безопасность советских граждан. Мы до наступления темноты находились возле вертолёта, ожидая команду на вылет, но её так и не поступило. А лётчик через двое суток вышел самостоятельно и был тут же отправлен для реабилитации на Кубу. Так бесславно закончился этот день- пятого декабря 1985года. Организатор всех этих событий абсолютно не имевших смысла и закончившихся массовыми потерями с советской, кубинской и ангольской стороны, как человеческими, так и техники – один Миг 23, один Ми 17, танки, БТРы, автомобили - молча не произнеся ни слова, улетел в Луанду.
На следующие утро прибыла наша комиссия во главе с генералом Лепаевым Б.А. В неё входили авиационные инженеры и сотрудник КГБ. Нас всех опросили, мы написали объяснительные по факту гибели экипажа вертолёта. Сотрудника КГБ особенно интересовало какие документы, подтверждающие советскую принадлежность у нас были с собой. Ещё через два дня наземные войска вывезли останки погибших. Я с Юрием Неверовым жил в одной комнате, поэтому легко опознал его по красным плавкам и крупной комплекции. Сашу Дегтяря опознали по оставшимся наушниками на голове – он всегда летал в них. А Диму Кутонова остаточным методом. Несколько стрелков из местных в расчёт не шли – антропологические особенности не оставляли сомнений, что это не наши сослуживцы. После опознания члены комиссии сняли стресс старинным русским способом, а нам не налили ни грамма. На следующее утро мы вернулись в свой полк в Уамбо. Прошло несколько лет после этого события. Я уволился из ВС РФ и в первый же месяц после увольнения меня разыскала военная прокуратура. Начались допросы по факту гибели экипажа майора Кутонова Д.Ф., старшего лейтенанта Неверова Ю.М., старшего лейтенанта Дегтярь А.В. Оказывается сестра Ю.Неверова жила в городе Тула, и когда генерал Коржаков баллотировался в депутаты Госдумы от Тулы, на встрече с избирателями эта сестра попросила его помощи в выяснении обстоятельств гибели брата. На это у неё были основания. Во – первых, он ей снился каждую ночь живой и здоровый. Во- вторых, когда они получили цинковый ящик с останками, на ящике была выцарапана не его фамилия. И он был удивительно лёгкий. Его тело сохранилось больше всех из экипажа. И при жизни он был рослый парень весом 90 кг. Последовал депутатский запрос, военная прокуратура быстренько разыскала участников тех событий. Я подробно описал все, в том числе и то, что к этим трагическим последствиям привёл полководческий гений генерал – лейтенанта Заика, замешанный на непомерном тщеславии.
После этого я получил письмо от сёстры Ю.Неверова. Она мне написала, что Юра снится ей каждую ночь, в гробу был явно не он, она предполагает, что Юра в плену копает алмазы, и готова ехать в Анголу разыскивать его. Кроме того она написала, что один из летчиков Ми -8, участвовавших в вывозе остатков Ан -12, написал ей, что экипаж Маевского струсил, не сел возле сбитого вертолёта и не забрал возможно живой экипаж. Мотив этого его заявления – «Я там был, я все видел и все знаю». Но он там был за четыре дня до описываемых событий. Пусть Бог будет судьей этому мужественному человеку. А мы, капитаны Ю. Маевский, В.Рябов, М. Сахаров, выполнили свой долг до конца, и совесть нас не мучит. Я ответил сестре Юры, что видел как он погиб, участвовал в его опознании, ошибаться не мог, поскольку жил с ним в одной комнате. Привёл ей приметы, по которым определил, что это Юра. И согласился с тем, что цинковый ящик могли случайно перепутать. Дело в том, что отправка груза 200 – очень тяжёлая функция для тех людей, которым выпало этим делом заниматься. И её можно выполнить только при определённых условиях. А эти условия способствуют непреднамеренной неумышленной ошибке, которую естественно можно было исправить и не допустить.
Не забыл и не забуду никогда!
Вспомнился ещё один случай, связанный со взаимоотношениями с кубинцами. Два вертолёта Ми-25, пилотируемые ангольскими пилотами, произвели вынужденную посадку по техническим причинам в самом сердце намибийской пустыни – в тридцати километрах от города Намиб. Один из них сгорел до тла, остался один пулемет. Второй можно было восстановить, заменив оба двигателя. Главный инженер полковник Топало Н.А. вызвал меня с другого конца страны и поставил задачу получить со склада в Луанде два двигателя, договориться с кубинцами об их перевозке в Намиб. Взять с собой любого специалиста на моё усмотрение, поменять на вертолёте двигатели, вызвать после этого экипаж для облёта и перегонки вертолёта в полк в город Уамбо. Первая часть задачи – доставка двигателей в Намиб была выполнена без проблем. Авиационных подразделений в Намибе на тот день не было. Морской порт охранял общевойсковой кубинский полк. Кроме этого, там базировался ракетно- зенитный полк с нашими советскими специалистами.
Любой вопрос можно решить если им заниматься. По привычке, сложившейся за два с половиной года я, естественно, пошел в расположение кубинского общевойскового полка, чтобы обратиться к командиру за необходимой помощью в обеспечении подъёмным краном, автомобилем для доставки двигателей к вертолёту и размещении двух советских специалистов. Командира в штабе не оказалось, сказали, что он дома. Разыскав его дом, который оказался шикарной виллой на берегу океана, под усиленной и многочисленной охраной, я попытался через охрану доложить ему, что нужно согласовать ряд вопросов и совместные действия. Охрана ответила, что полковник отдыхает. Я тем не менее настоял, чтобы ему доложили. Через некоторое время охранник вернулся и сказал, что командир спрашивает по какому вопросу он мне нужен. Я изложил суть дела охраннику. Вышел тот ещё через минут через десять и популярно объяснил мне, что по вопросу размещения мне нужно идти в местную гостиницу, а остальные мои просьбы его не интересуют, так как он занимается только вопросами охраны порта. Впервые за всю службу в Анголе столкнувшись с отказом со стороны кубинцев, я с чувством глубокого разочарования ушёл восвояси. Вечером в местную гостиницу, в которой мы разместились, примчался советский подполковник – старший группы специалистов ПВО в Намибе, и в резкой грубой форме стал упрекать меня, что я инициировал международный скандал, побеспокоив своими просьбами высокопоставленного иностранного руководителя и во всем не прав. Доложил этому правильному подполковнику, что я пошёл к кубинцам потому, что служу в кубинском вертолётном полку, Мне поставлена такая- то задача, и сможет ли он помочь мне с подъёмным краном и грузовиком на период восстановительных работ. Естественно он развел руками. Тогда я в не менее жёсткой форме, только культурными словами попросил его не мешать мне выполнять поставленную задачу, а расследование международных скандалов, это не в его компетенции. Больше я этого подполковника не видел и не хочу. Задачу пришлось выполнять с помощью мешка риса и двух бутылок местной самогонки из сахарного тростника, там она называлась «резерва».
Чтобы не нарушать хронологию, закончу о вертолётах, а потом вернусь к не закончившейся истории с командиром полка охраны порта Намиб. Вечерами, выходя в город на набережную попить пива, мы были удивлены большим количеством кубинских солдат в гражданской одежде, отдыхавших с пивом и «резервой». На наш вопрос о том, что все ли они находятся в увольнении, отвечали дружным смехом и словами: «Захотели пива и пошли!».
Задачу по восстановлению вертолёта выполнили за четыре дня, несмотря на неимоверную жару. Корпус вертолёта и все металлические детали нагревались, оставляя на руках и коже ожоги. Выезжали в пустыню -только начинало светать, работали аж до семи утра, а затем уезжали в гостиницу. По окончанию работ вызвали экипаж. Командиром оказался незнакомый ещё капитан Виктор Сытин, только что прибывший на должность погибшего майора Кутонова. Оператор- опять ангольский пилот. Вертолёт надо было перегнать из Намиб в Уамбо. Возникла проблема- командир вертолёта и летчик- операратор абсолютно не понимали друг друга, особенно через наушники. И я решил эту проблему, не будучи штурманом. Стал сзади командира и вместо выдачи курса говорил ему: «Витя, сейчас летим вдоль моря, строго на север до Лобиту, там заправляемся, а после Лобиту – теперь вправо, ещё правее, так и держи, пока не долетим до железной дороги. А теперь по железной дороге влево до Уамбо, и ничего не бойся, долетим!». Так и долетели, успев по дороге погонять бородавочников – это африканские дикие кабаны.
Прошло ещё месяцев пять. В ангольский порт Намиб ночью, под покровом темноты, потихоньку заплыл катер ВМС ЮАР. Водолазы спустились в воду и заминировали стоящие на разгрузке у причалов корабли - советский и судно ГДР, а третий- японский не тронули. После возвращения водолазов на катер, корабли были подорваны, а с катера начался ураганный обстрел промышленных объектов - нефтяного терминала, портовых сооружений и т.д. По жилым кварталам огонь не велся. Закончив стрельбу, катер спокойно вышел из бухты и поплыл домой на юг. Японец поднял якоря, и на всех парах помчался на запад в открытый океан. В ответ с берега не раздалось ни одного выстрела. На этот день на аэродроме Намиб базировалось несколько самолётов Су – 22. Через семь часов им поступила команда догнать противника и уничтожить. Пара Су-22 после взлета на своих радарах обнаружила морскую цель и успешно отстрелялась по ней. Целью оказался японский корабль, которые избежал диверсии и покинул порт Намиб.
Это событие, кроме успешных действий авиации широко освещалось в нашей прессе. В «Комсомолке» была напечатана огромная статья, были размещены снимки подорванных кораблей, советского и восточно-германского. О случайно пострадавшем японце не было ни слова.
Ещё через несколько месяцев я оказался с кубинским экипажем в кубинской бригаде в джунглях, надо было с захваченной базы УНИТА забрать двух пленных и большое количество оружия и боеприпасов, которое им сбросили американские самолёты. Командир экипажа Армандо Саес Моро показал мне на одного кубинского солдата - солидного, около пятидесяти лет возраста, и спросил, знаю ли я кто это. На мой отрицательный ответ, он рассказал, что это – бывший полковник, командир полка охраны порта Намиб, которому Фидель сказал, что расстреливать его не будет, а разжалует до рядового и отправил в джунгли искупать вину кровью. Считаю, что как никто другой он заслужил такой участи.
Очень сожалею, что не записывал имена людей, с которыми военная судьба сталкивалась меня там, потому что с годами стираются в памяти лица, имена, фамилии. И только события, факты, происшествия, потери боевых друзей не исчезнут в моей памяти. Ангола оставила незабываемый след в моей жизни.
После прилета супруги в Анголу командование выделило мне квартиру в Луанде, в доме, который носил гордое имя « Шанхай». И перевело меня на пару месяцев в столицу, на обслуживание вертолётов Главного Военного Советника, в связи с отпуском специалистов. В это время Анголу посетил крейсер Москва. Нашему экипажу капитану Ферафонтову Б., старшему лейтенанту Могилкину А. и старшему лейтенанту Грачеву С. была поставлена задача на доставку президента Анголы на борт корабля стоящего на рейде. Перед этим, естественно, был совершен тренировочный полёт с посадкой на палубу. Задача была успешно выполнена. Наша пресса, естественно, писала о визите крейсера «Москва» в Анголу и посещении его Президентом, но подробностей, как всегда, не сообщалось.
В один из дней, я по служебным делам - для вертолёта ГВС требовались какие-то мелкие детали- полетел в свой полк в Уамбо. По прилету в Уамбо однополчане нашли для меня необходимые детали. При их подготовке к погрузке в самолёт меня внезапно свалил приступ малярии. В тяжелом состоянии однополчане загрузили меня в Ан -12 в гермокабину. Со мной ещё летел советник начальника боевой подготовки ВВС полковник – фамилию, к сожалению, не помню. В это время к вылету готовились три самолёта. Первый Ан-12 со мной на борту, вторым через пять минут- американский Геркулес С – 130, третьим ещё через пять минут – наш Ан-12. Первые два самолёта Ан -12 и С -130 взлетели по плану, после взлета, как положено, набрали высоту над точкой взлета шесть тысяч метров и взяли курс на Луанду. Третий же, Ан -12 –сразу после взлета, без набора по спирали – взял курс на Луанду, и через пять минут после взлета получил в правый крайний двигатель ПЗРК «Стингер». Двигатель был выключен, сработала противопожарная система, самолёт развернулся и на трёх двигателях благополучно сел на аэродром вылета. Быстренько были собраны метеобюллетени, подтверждающие грозовое положение и невозможность набора высоты над аэродромом, оправдывающие нарушения правил взлета. В последствии самолёт был восстановлен, командир корабля награждён орденом «Красной Звезды», а экипаж медалями за отвагу.
Не имею права не вспомнить одного человека – замечательного врача хирурга подполковника медицинской службы Тачинского Валерия Викторовича. Познакомились мы с ним по острой нужде, нас в вертолетном полку было 48 человек советских. Из них восемь человек жили с семьями в городе, остальные сорок - в двух виллах недалеко от аэродрома. Случилось так, что жене командира и ещё одной супруге нашего сослуживца одновременно срочно понадобилась операция по удалению аппендицита. Оперировал их по очереди в один день доктор Тачинский в военном госпитале Уамбо. Первую ночь мы охраняли их почти всем личным составом, вооружённые автоматами и пулеметами, потому что незадолго до этого отделение для выздоравливающих было вырезано вместе с охраной, погибло восемнадцать человек. На следующий день наши девочки были перевезены к себе домой, и доктор Тачинский ежедневно приходил к нам делать своим пациентам перевязки и снимать швы. Восторгу его не было предела. Образ жизни вертолетного полка разительно отличался от образа жизни советской военной миссии в Уамбо.
В Уамбо размещалось военно- политическое училище с нашим штатом преподавателей. И, естественно, начальник училища был старшим советским военачальником в гарнизоне. Наш командир полка подполковник Василевский Аркадий Дмитриевич, учитывая специфику авиационной службы добился полной самостоятельности, начиная от мест проживания до несения внутренней службы, ограничиваясь ежедневными докладами начальнику гарнизона. В советскую военную миссию мы ездили только вечерами на просмотр фильма. На въезде в миссию был шлагбаум, возле которого круглосуточно дежурили ангольский солдат и наш офицер с автоматами. Чаще всего у шлагбаума мы видели доктора Тачинского и других врачей, работавших в военном госпитале. При проведении боевой операции раненые поступали непрерывным потоком. Понятно, что больше всех работы было у хирургов. Наш Тачинский в день делал по двадцать восемь – тридцать операций! А по приходу домой его ставили к шлагбауму с автоматом, потому что политработник – педагог, отчитав восемь часов лекций, не мог стать к шлагбауму от усталости. Зато мог, по рассказу Тачинского, стоять раком возле дверей соседа, прислонив ухо к замочной скважине, чтобы слушать чем он занимается. Попав к нам для выполнения врачебного долга, доктор был настолько восхищен нашим образом жизни и взаимоотношениями в коллективе, что после выздоровления девчонок робко попросил у командира разрешения посещать нас в свободное время. Что было, естественно, позволено ему к взаимному удовлетворению. Наш полковой врач терапевт капитан не привлекался ни к несению внутренней службы, ни к готовке пищи, был аристократом в нашем коллективе. Единственной задачей его было состояние здоровья личного состава вертолетного полка, с чем он успешно справлялся, спасибо ему. Доктор Тачинский страшно завидовал ему именно потому что тот попал в авиацию.
К сожалению Валерий Викторович в возрасте пятидесяти двух лет ушёл из жизни – инфаркт миокарда. Его сын Виктор работает в посольстве России во Вьетнаме, а дочь Люся – в посольстве России в Мали.
Как то кубинская разведка получила сведения о том, что против советских граждан планируется проведение террористических актов. В места проживания советских граждан, как военных так и гражданских, была выделена охрана по десять бойцов на место проживания. Тем не менее в течение недели были совершены два подрыва. Первый взрыв возле военной миссии, произошел в 18.15. За пятнадцать минут до начала фильма. В зале никого не было, народ гулял во внутреннем дворе. Женщины красили губы в своих квартирах, авиация была ещё в дороге на своём автобусе. Взорвалась легковая машина, неизвестно как и когда заехавшая под шлагбаум. На месте взрыва – большая воронка. Часовой – анголец исчез неизвестно куда. Вылетели все стекла в клубе и окружающих зданиях. Несколько человек – в том числе и женщины – получили лёгкие ранения, в основном осколками вылетевших стекол. Все закончилось очень удачно для проживающих в миссии благодаря пятнадцатиминутной ошибки террористов. Затем в течение недели вместо стекол была вставлена полиэтиленовая плёнка, в которую были упакованы лопасти вертолётов.
Второй взрыв возле виллы авиаторов произошёл в два часа ночи. У нас находилась кубинская охрана из десяти бойцов. Кроме этого на балконе виллы был установлен РПД, возле которого посменно круглосуточно дежурили наши парни. И, слава Богу, один из них нарушил правила караульной службы и ушёл к себе в комнату. Возле виллы взорвалась мина направленного действия. Повреждения были ужасны. Пулемет с балкона снесло, двери из железного дерева сорваны с петель, окна вылетели вместе с рамами. У здания за виллой разряжением от взрывной волны поднялась крыша. Если бы «нарушитель» нес службу у пулемета бдительно, он бы погиб. Его спасло разгильдяйство. Через несколько дней все было восстановлено – окна были затянуты пленкой вместо стекол, двери поставлены новые и т.д.
К слову, за пару лет до этого, в этом же Уамбо был совершен теракт против кубинцев. К гражданскому общежитию кубинцев подъехал Газ 66 с щебенкой в кузове, под которой находились три авиабомбы фАБ – 250. Водитель ушёл, через какое то время раздался взрыв. Погибло семьдесят четыре кубинца – мужчины и женщины, учителя, строители, врачи, инженеры. Газета «Гранма» напечатала фотографии всех погибших и их биографические данные. А в нашей прессе мы не нашли ничего об этой трагедии.
Прошло не так уж много лет после возвращения из Анголы. В стране началась перестройка, плавно переходящая в перестрелку. Бурным цветом расцвёл национализм. Во всем оказались виноваты русские. В 1989 году я поехал по своим делам в город Кишинев и случайно встретился с нашим переводчиком Сашей Бузулан. Мы с ним летели в Анголу в одной группе. Когда оформлялась группа в «десятке», он помогал полковнику Сунцову оформлять документы, с каждым беседовал, помогал, сопровождал на прививки и т.д. Вся группа его знала. Деловой, весёлый, общительный. По прилету в Анголу он был назначен переводчиком в бригаду, целый год ходил по джунглям. На второй год был назначен к нам в полк авиапереводчиком. Все его любили и уважали. Во время боевых вылетов он часто напрашивался полететь с экипажем, пострелять из РПК, набраться адреналина. После прилета с восторгом рассказывал как он попал в какого - то местного, как с одной очереди поджег кимбу и т.д. Вот и встретились мы с ним через пять лет совершенно случайно в Кишиневе. Обнялись, прослезились. Он мне рассказал, что работает в одной из школ Кишинева преподавателем испанского языка и пригласил в гости. Я поддерживал связи с людьми, которые ещё служили в Анголе, и рассказал Саше, что кубинцев выводят, на заборах в Луанде написано краской огромными буквами «Русские вон из Анголы!». На что Бузулан мне спокойно заметил: «Ну и правильно! А что вы, русские, принесли хорошего в Анголу? Только пули да бомбы, ракеты да снаряды!» Я в обалдевшем от такой неожиданности состоянии, поспешил с ним попрощаться мотивируя отсутствием времени. Больше я с ним не встречался и не хочу. Наверняка, он, когда стрелял из пулемета с вертолёта по шалашам мирных жителей, считал себя русским, а тут вдруг вспомнил, что он молдованин.
Через десять лет я снова поехал в Анголу, но уже в составе российской авиагруппы в войсках ООН, но это уже другая история.




© Союз ветеранов Анголы 2004-2024 г. Все права сохраняются. Материалы сайта могут использоваться только с письменного разрешения СВА. При использовании ссылка на СВА обязательна.
Разработка сайта - port://80 при поддержке Iskra Telecom Адрес Союза ветеранов Анголы: 121099 г. Москва , Смоленская площадь, д. 13/21, офис 161
Тел./Факс: +7(499) 940-74-63 (в нерабочее время работает автоответчик)
E-mail:veteranangola@mail.ru (по всем вопросам)