Публикации в СМИ Журнал "Солдат удачи" Сергей Коломнин. "Собачья работа" для русского сапера"

«Собачья работа» для русского сапера

Сергей Коломнин

(статья в журнале  "Солдат удач"  напечатана под псевдонимом Сергей Алексеев)

Тема боевых действий в Анголе и участия в них иностранцев продолжает широко освещаться в российской прессе и в зарубежном кинематографе. В частности, в американском фильме «Чистильщик» с Дольфом Лундгреном главный герой, сапер-ас, выполняет свой контракт в ангольских джунглях. Обезвреживает адские машинки, походя крушит черепа контрреволюционеров УНИТА и нечестных на руку агентов ЦРУ, вздумавших провести на ангольской земле в обход Госдепа испытания сверхсовременных мин. Попутно избавляется от пытающихся помешать ему белых наемников, среди которых, конечно же «безжалостные русские», когда-то служившие советниками в правительственной армии, а теперь работающие по «личному контракту» на ангольскую оппозицию.

В этом американском боевике много надуманного, но все-же он имеет под собой реальную основу.

Во-первых, многолетняя ангольская война оставила на этой многострадальной земле десятки тысяч самых разнообразных мин, тысячи тонн всевозможных взрывчатых веществ. И ангольское правительство было вынуждено привлечь к расчистке минных завалов иностранных специалистов из ООН, американцев и даже южноафриканцев. Особенно в тот период, когда после 1991 года отношения между нашими странами сильно охладели, а большинство советских советников и специалистов вернулись на родину. Если откровенно, то тогда мы просто бросили своих друзей, пытаясь навести порядок в своем доме. И звучащая в конце фильма на португальском языке песня «Ангола, моя боль, моя печаль» даже не требует перевода. В ней страдания и несчастья десятков тысяч ангольцев, ставших инвалидами не только в результате боевых действий, но и в мирное время от применения противопехотных и противотанковых мин.

Во-вторых, в Анголе, действительно, по данному профилю в середине 90-х годов, несмотря ни на что, работали десятки наших соотечественников. Их контракты не всегда были государственными: вспомните, сколько безработных и бездомных, неподготовленных к «гражданке» офицеров выкинула на улицы перестройка. Эти люди, хоть и занимались исключительно благородным делом, по всем статьям российского законодательствам подпадали под определение «наемник». Думается, читателям «Солдата удачи» будет интересно ознакомиться с воспоминаниями одного из них.

Однако мы не будем называть его наемником. По вполне понятным соображениям не раскроем и настоящее имя. Этот военный профессионал вполне мог бы оказаться рядом с Дольфом Лундгреном, будь его персонаж реальным. Путь Михаила Козакевича, так он попросил его называть, в Анголу оказался извилистым и тернистым. Подполковник Советской Армии, специалист по минно-взрывному делу, он в свое время два года «оттрубил» в Мозамбике. Работал преподавателем-инструктором в военном училище в городе Нампула. После окончания командировки и бурных событий 1991 г. в Москве уволился из армии, помотался пару лет без работы и… подался «на землю обетованную». Благо, дальние родственники обеспечили его и семью вызовом.

Однако Израиль не слишком понравился бывшему советскому офицеру. Положенный репатрианту льготный кредит, вложенный в коммерческий проект, вдруг превратился в тяжкую обузу: «русская мафия» обложила новоявленного коммерсанта такой данью, что пришлось уносить ноги. Куда? Кто-то из знакомых посоветовал: езжайте в ЮАР, там с израильским паспортом с удовольствием примут. Михаил сначала тайно отправил жену и детей, а потом сам, скрываясь от бандитов-рэкетиров, по паспорту на чужое имя вылетел в Йоханнесбург.

Так бывший советский сапер оказался в 1994 году в ЮАР. Встал вопрос с работой: семью кормить нужно. Несколько месяцев перебивался случайными заработками, пока не наткнулся на объявление в газете: «Для выполнения контракта в Анголе требуются опытные саперы, желательно знание принципов и конструкций минно-взрывных устройств стран Восточной Европы, Китая».

«Так попал я в Анголу, — рассказывает Михаил. — Взяли меня с испытательным сроком. При оформлении контракта пришлось в качестве доказательства предъявить не израильский, а советский паспорт, который я предусмотрительно сберег. Сыграли свою роль моя информированность в области советских мин и неплохое знание португальского языка. В мозамбикском военном училище в Нампуле к концу командировки я вел занятия уже без переводчика. А у южноафриканской фирмы, что дала объявление, был контракт с ангольским правительством на разминирование почти тысячи километров дорог. В нашу группу входило человек тридцать: проводники собак, обслуживающий персонал. В основном южноафриканцы, но были и англичане, американцы и два немца, из бывшей ГДР. Русский я один. Впрочем, для них я был израильтянином. В Анголе к нам присоединились еще десятка два ангольцев — охрана и обслуга».

Подарки из «Москвы» и «Вьетнама»

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Дело в том, что южноафриканцы впервые столкнулись с советскими минами еще в апреле 1971 года. Неподалеку от города Сингаламбе в Намибии под колесом «Форда» Р-250 полиции ЮАР взорвалась заложенная подрывниками боевого крыла Африканского национального конгресса «Умконто ве сизве» («Копье нации») противотанковая мина ТМ-46. Установившие взрывное устройство подрывники были подготовлены в секретных лагерях в СССР, Алжире, Замбии и Танзании. С начала 80-х годов ХХ века партизан АНК советские специалисты спецназа ГРУ стали готовить в лагерях на территории Анголы. Кроме того, на территории Анголы было несколько учебных центров СВАПО, организации, боровшейся за освобождение Намибии. Самый крупный учебный центр СВАПО под кодовым названием «Москва» располагался в Кассинге в 250 км от анголо-намибийской границы, другой центр оперативного назначения «Вьетнам» находился в непосредственной близости к пограничной зоне в местечке Шетекера.

Впоследствии противотанковые и противопехотные мины превратились в серьезную угрозу не только для военных, но и для гражданского населения. Южноафриканцы даже вынуждены были потратить огромные деньги на создание целого семейства транспортных машин и БТР, имевших специальную противоминную защиту: «Касспир», «Буффел», «Мамба». Их конструкторы заметно преуспели на этом поприще. Днище машин было максимально приподнято над дорогой и изготовлялось из бронированных листов в форме клина. Они на первый взгляд мало походили на БТРы, больше смахивая на этакие инопланетные вездеходы типа «Лунохода», но имели потрясающую минную живучесть. Это было очень важно, ведь Намибия и Ангола, на территории которой южноафриканцы воевали начиная с 1975 г., были просто напичканы минами.

За период конфликта по самым скромным подсчетам всеми сторонами только в Анголе было установлено свыше 10 млн. мин более 80 типов. Большинство из них — советские противотанковые и противопехотные. Ежегодно от их взрывов погибали и становились инвалидами десятки тысяч мирных жителей. В основном крестьян, которые, расчищая поля, натыкались на опасные сюрпризы, расставленные в свое время и правительственными войсками, и унитовцами, и южноафриканцами. Поэтому ангольскому правительству приходилось нанимать саперов со всего мира.

Но вернемся к рассказу Михаила. «Южноафриканцы работали с размахом, широко используя практически все известные способы обезвреживания мин. Применяли миноискатели, вспашку, объемные взрывы и даже специально натренированных собак. Как известно, даже самый совершенный миноискатель не всегда обнаруживает мины с минимальным содержанием металла, а проверить дороги по всей длине и ширине с помощью щупов невозможно.

Тогда южноафриканские саперы решили обратиться к опыту полиции, которая во всем мире уже давно и с большим эффектом использует чувствительное обоняние собак при поиске наркотиков. Известно, что большинство типов мин снаряжается взрывчаткой на основе нитрата, и проводники собак стали натаскивать их на характерный запах. Однако собаки, которых готовили в мягких климатических условиях Претории, страдали от жары в Анголе, где температура нередко подбирается к 40°. Псы, добросовестно поискав мины примерно часа полтора, из-за жары и усталости быстро теряли интерес к работе, прятались в тень деревьев. Несколько псов — немецких овчарок погибло от обезвоживания организма и перегрева. Южноафриканцы собак берегли и использовали их только лишь в прохладные утренние часы. А потом и вовсе взвалили всю черновую работу на наемных иностранцев. Как раз нам и приходилось выполнять эту «собачью работу».

Вставали в 5-6 утра и брались за щуп и миноискатель. Каких только мин не прошло через мои руки: и советские ТМ всевозможных модификаций, и китайские «противопехотки» Тип-72, чешские РТ и английские, и американские. Больше всего доставляли проблем сдвоенные и даже строенные заряды и мины, установленные на неизвлекаемость. За годы гражданской войны ангольцы с обеих сторон поднаторели на таких минах-ловушках. По всему видно, учителя были хорошие. Например, противотанковые мины с неметаллическим корпусом на дорогах обычно устанавливались в паре с «противопехоткой». Во-первых, миноискателем обнаружить ее трудно, во-вторых, это провоцирует наезд тяжелой техникой. Давят, ничего не подозревая, танком такую якобы «противопехотку», а там «двойняшка». И нет танка. А в принципе подобная мина может сработать даже от наезда велосипедиста. Такие сюрпризы мы обычно, если находили, взрывали на месте.

Дважды попадались мины-ловушки, замаскированные под предметы обихода. Один раз это была пластиковая канистра, начиненная взрывчаткой, а другой — жестяная банка из-под пива. Местные жители вырезали у таких жестянок верх и с успехом использовали их в качестве стаканов. На это, видимо, и рассчитывали унитовцы, начиняя пустую банку тротилом. Причем в обоих случаях работал явно профессионал. Мы всё удивлялись: откуда такие познания? Все стало ясно, когда в одном подземном бункере, расположенном под обычной глинобитной хижиной в селении, которое раньше несколько лет служило унитовцам базой, среди других вещей нашли отлично сохранившееся американское полевое наставление "FМ 5-31" ВООВYТRAPS по изготовлению мин-сюрпризов. На изрядно измусоленной книжице (видать, не один десяток диверсантов ее штудировал) стояла печать унитовского штаба, а в тексте карандашом сделан подстрочный перевод с английского языка на португальский. Там все прекрасно описано и наглядно показано: делай адские машинки хоть из старого радиоприемника, хоть из детской игрушки. Вот на такую игрушку и попался несколько лет назад один молоденький ангольский рабочий из группы обслуживания. Одну руку ему по локоть оторвало, а на другой только пальцы. Но с этими культями он удивительно ловко управлялся почти с любой работой. Хотя смотреть на него без слез было нельзя».

Русскую мину может обезвредить только русский

«Наш шеф, коренной преторианец Рикки де Бир, всегда поручал мне всю работу, если попадался какой-нибудь образец с русскими буквами или советской маркировкой. «Ты русский, и такую мину сможешь извлечь только ты», — говорил он. Но зря я никогда не рисковал, помнил: мои дети ждут меня живым. А еще хорошо помнил случай, произошедший незадолго до моего приезда в Мозамбик. Мой предшественник, полковник, до этого, кажется, преподававший на курсах «Выстрел», как-то на одном из занятий с мозамбикскими военнослужащими по минно-взрывному делу вдруг решил на себе проверить чувствительность противотанковой мины к весу человека. Видимо, хотел на своем примере доказать курсантам, что танковое минное поле не опасно для пехотинца. Встал на противотанковую мину и… подпрыгнул. В принципе ничего не должно было случиться. Но тут, то ли взрыватель был корродирован, то ли попался нештатный. Короче, взлетел наш асессор на воздух. Ноги ему оторвало по пояс. Пострадали и курсанты. Те, правда, отошли подальше, и многие отделались легкими ранениями и ушибами, а советника насмерть. Но мозамбикцы никогда не поминали нашего офицера худым словом. Наоборот, портрет погибшего висел в музее, а начальник Нампульского военного училища, высокий надменный негр, всегда ходивший с длинной резной тростью из черного дерева, приводил его в пример своим подчиненным. Вот так, мол, не щадя своей жизни, выполняют интернациональный долг советские товарищи.

Вдоль ангольских дорог, где мы работали, все напоминало о недавних боях. То тут, то там попадались остовы сгоревшей боевой техники, грузовиков, воронки, стоял годами въевшийся запах гари и трупов. Этот запах войны навсегда врезается в память, и его ни с чем не спутаешь.

Как-то в одной деревне нашли склад 122-мм снарядов для «Града». Видимо, в свое время фапловцы оставили, а, может быть, унитовцы устроили здесь свой потайной схрон. Приняли решение все это дело рвануть. На окраине деревни вырыли бульдозером глубокую яму, аккуратно сложили снаряды в штабель, многие почти насквозь проржавели. Заложили взрывчатку и грохнули. От детонации вдруг заработал маршевый двигатель одной из ракет, и та огненной свечой ушла в небо. Здорово мы тогда испугались, ракета могла упасть на деревню, но пронесло. Я поразился: столько лет пролежали реактивные снаряды в земле и сырости, а, поди же ты, еще вполне работоспособны. Да, наша боевая техника, она и в Африке техника.

Так проработали мы месяцев шесть, несколько сотен мин, снарядов, авиабомб обезвредили. Вдруг почувствовали: что-то меняется. А началось все с того, что на только что расчищенной от мин дороге вдруг подорвался ангольский грузовик. Кто-то шел за нами и минировал. Затем обстреляли ночью наш палаточный лагерь. Ангольская охрана в ответ открыла дикую пальбу. Мы поняли: Савимби опять зашевелился, УНИТА снова в драку полезла. Южноафриканцы быстренько свернулись, мол, мы во время боевых действий не работаем, контракт не предусматривает. И, надо сказать, вовремя убрались. Как раз на новом витке гражданской войны.

Кстати, эвакуировали нас в Луанду наши ребята: летчики-украинцы вертушки Ми-8 Санько Иващенко и Алексей. Фамилию последнего я не запомнил. Они работали на ангольскую армию по свободному контракту. Молодые такие ребята. Но не повезло им, буквально через месяц сбили их вертушку и они оба сгорели. Это мне потом де Бир рассказал. Он еще два месяца сидел в Луанде, недоплаченные деньги у луандских чиновников выбивал. Какая-то там премия полагалась за переработку.

А нам повезло, и в живых остались и нужное, доброе дело ангольцам сделали, и сами неплохо заработали. На эти деньги у меня сын в Претории колледж окончил. А сам я не выдержал, вернулся на Родину. Хотя южноафриканцы предлагали продлить контракт. Да и Ангола мне очень понравилась. Народ трудолюбивый, непритязательный, веселый. Смотришь: весь день спину гнет, машет мотыгой, чтобы взошли какие-нибудь там маниока или батат. А вечером голодные, усталые, пляшут, поют так, что за сердце берет. Теперь частенько дома кручу ангольские песни. В Луанде пластинок накупил. Слушаю, и на глаза слезы наворачиваются, как вспомню того чернокожего паренька, пострадавшего от мины-сюрприза. Так что и для меня Ангола стала своеобразной «болью и печалью».