Публикации в СМИ Журнал "Братишка" Сергей Коломнин - Опыт, оплаченный кровью: Жесткая...

Более тридцати лет назад в ноябре 1980 года в далекой Анголе вооруженными повстанцами был сбит военно-транспортный самолет Ан-26. Казалось бы, рядовое событие для охваченной гражданской войной страны. СМИ в то время активно писали о кровопролитных боях на юге Анголы между правительственными войсками и оппозиционерами из движения УНИТА, которых поддерживала армия ЮАР.
А между тем случай с Ан-26, сбитым 21 ноября 1980 г., был далеко не рядовым. Транспортный самолет ВВС Анголы пилотировался… советским экипажем. Причем летчики не имели отношения к Министерству обороны СССР. Судьба распорядилась так, что мне, тогда лейтенанту, военному переводчику со знанием португальского языка, пришлось участвовать в спасении экипажа Ан-26. Четверых членов экипажа удалось с боем вытащить из пекла, а вот командир самолета Камиль Моллаев и бортмеханик Иван Чернецкий попали в плен к унитовцам.
Два года повстанцы таскали их по ангольской саванне, периодически демонстрируя западным журналистам как доказательство «советской экспансии в Анголе». И только в ноябре 1982 г. летчиков удалось обменять и вернуть на Родину. Через полгода за проявленные мужество и героизм командир экипажа ангольского самолета советский летчик Камиль Моллаев был награжден орденом Дружбы народов. А вот признания того, что он участник боевых действий в Анголе, Камиль Абдурахманович будет добиваться долгих 29 лет…

Кто, как не «камарада совьетико»?

Советские гражданские пилоты помогали Анголе в 70–80-х гг. ХХ в., летая на самолетах Ан-26, Як-40, Ту-134, вертолетах Ми-8. В опасные районы их, как правило, не допускали, и перевозили они невоенные грузы: медикаменты, продовольствие, топливо, запасные части. Однако в стране, где бушевала гражданская война, сложно было провести разграничительные линии. И самолеты сбивали. В августе 1980 г. в районе Маталы был сбит ракетой, пущенной с земли, ангольский Як-40. В результате погиб советский экипаж в составе Валерия Ангурова, Вячеслава Крылова и Василия Голубева.
А в ноябре 1980 г. пришла очередь экипажа Камиля Моллаева. 15 ноября 1980 г. он находился в резерве, отдыхал на отведенной летчикам вилле в Луанде. Но внезапно на виллу приехал капитан Колья Панчо, начальник штаба транспортной эскадрильи ВВС Анголы, к которой и был приписан экипаж К. Моллаева. Наши запросто называли его Коля, капитан учился в СССР и хорошо знал русский язык. Вошел, помолчал, опустив голову. Потом сказал: «Камарада Камиль, нужно лететь». И лететь на юг Анголы, в провинцию Кванду-Кубангу, в район границы с Намибией. Советские летчики понимали, что там идет война.
Начальник штаба знал, что Камиль уже не раз выручал его и, несмотря на запреты, совершал полеты в опасных районах. Знал он и то, что кроме Моллаева лететь некому. За последние две недели капитан потерял в этом районе два самолета Ан-26 с ангольскими экипажами. Оставшиеся в строю ангольские летчики хитрили, под любым предлогом летать на юг отказывались. А может, Коля, просто берег своих? Есть же советские интернационалисты…
Командование требовало транспортный борт: воюющей армии были необходимы боеприпасы, продукты, аккумуляторы, резина, запчасти. Ждали эвакуации десятки раненых и больных ангольских военных. Но доставить грузы на полевые аэродромы юга Анголы мог только трудяга Ан-26, способный садиться и взлетать с грунтовок. Оставалась одна надежда на «камарада совьетико» — так звали наших в Анголе.
Камиль Моллаев вспоминает: «Я думал о престиже своей страны, о том, что мы приехали сюда помогать друзьям. И если я откажусь, они расценят это как трусость. А быть таким для меня большой позор. За три месяца работы в Анголе я не уклонился ни от одного задания. Я просто не мог ему отказать».

Командировка на войну
 

16 ноября самолет, ведомый К. Моллаевым, прилетел на базу ВВС в столице провинции Кванду-Кубангу Менонге. С командиром полетели второй летчик Вячеслав Ретизник, штурман Николай Филь, бортрадист Николай Рыбалкин, бортмеханик Иван Чернецкий и наземный авиатехник Владимир Медведев. В течение пяти дней экипаж совершал опаснейшие рейсы вдоль границы Анголы с Намибией. Без радиосвязи, приводных радиостанций и посадочных огней садился на разбитые полевые аэродромы. Перевозил раненых, медикаменты, топливо, мины, снаряды, патроны в ящиках.
А в тот роковой день 21 ноября 1980 г. самолет Камиля Моллаева вылетел в Мпупу, поселок на границе с Намибией. Долетели нормально, разгрузились. Взяли на борт 19 солдат ФАПЛА, в том числе раненых, и около 10 часов утра вылетели обратно в Менонге.
Камиль Моллаев вспоминает: «После взлета набрал высоту в 3000 метров: впереди над Менонге была облачность. На 13-й минуте полета в кабине вдруг раздался негромкий хлопок, как будто в ладоши кто-то хлопнул. Осмотрелись, в кабине все в норме. Приборы, контролирующим работу двигателей, без отклонений. Второй пилот Вячеслав Ретизник закричал: «Правый двигатель горит!» Дальше я действовал на автомате: выключил правый двигатель, бортмеханику — принять меры к тушению пожара, бортрадисту — передать на землю о случившемся, прикрикнул на второго — панику прекратить, держать машину!».
Счет шел на секунды. В любой момент правое крыло, куда и попала ракета ПЗРК, могло прогореть и разрушиться. Моллаев принял решение снижаться с разворотом на 270 градусов и посадить самолет, но обязательно на этом берегу реки! Ведь унитовцы, по словам ангольцев, — «за рекой». И командир экипажа смог совладать с горящей, теряющей управление машиной и посадил Ан-26 на вынужденную, да так мастерски, что все: и экипаж, и пассажиры – остались живы!
Камиль Моллаев вспоминает: «Самолет остановился перпендикулярно к реке, всего в 10–15 метрах от воды. Никто серьезно не пострадал: ушибы да порезы (об этом я узнал гораздо позже от бортмеханика Ивана Чернецкого). В момент приземления на брюхо я принял жесткий удар в поясницу и почувствовал пронзительную боль. Из глаз брызнули искры, а потом пошли черно-белые круги. Самолет остановился, запахло горелым. Помню крик штурмана Филя: «Камиль, быстрей выскакивай, а то сгоришь!». В ответ прошептал: «Возьмите автоматы!». И потерял сознание».
Сколько Моллаев просидел в кабине в таком состоянии, он не помнит. Придя в себя, с большим трудом поднял голову, кабину быстро заполнял едкий дым, никого из членов экипажа рядом не видно. Дверь из кабины в салон самолета плотно закрыта, видимо, заклинило при ударе.
Как в замедленной съемке, Камиль открыл свою форточку. Но прежде чем он пролез сквозь узкий проем, выбросил на землю свой автомат АК со складным прикладом (спасибо, Колья!), взял карту, валявшуюся в ногах, медленно перенес отказывающееся подчиняться тело через переборку и выполз из кабины на землю.
Голова гудела, летчик чувствовал сильную боль в позвоночнике чуть ниже лопаток. Понял, что без посторонней помощи не обойтись. Подошли несколько ангольских солдат, летевших в самолете. Португальского языка Камиль не знал, показал рукой на позвоночник, мол, сильно болит, встать не могу. Ангольцы подхватили Моллаева под мышки и потащили летчика к ближайшим кустам. Это было верное решение: самолет мог взорваться в любую секунду.
Вокруг послышалась стрельба, над головами засвистели пули. Ангольцы кинулись врассыпную, затаились. Добравшись до кустов, Моллаев вставил магазин в АК. Кругом была тишина, но он нутром чувствовал, что за ним из кустов наблюдают ангольцы: подойти боялись, но понимали, раз советский летчик здесь, не убежал, за ним должны прислать вертолеты!
Вдруг услышал возглас: «Камиль, это ты? Идии сюда… Я здесь!». Моллаев узнал голос Ивана Чернецкого, своего бортмеханика. Двинулся на голос. Увидел Ивана, тот сидел в кустах ни жив ни мертв.
Оказывается, все члены экипажа после вынужденной посадки быстро выскочили и рванули подальше от горящего самолета в лес. Все были молодые, здоровые 30-летние ребята. Чернецкий, грузный, вес под сотню, быстро сдал и вернулся, решил отсидеться в кустах.
Вдруг зашевелись кусты и показались вооруженные люди. Летчики решили спрятаться в воде. Хорошо, что не успели: река кишела крокодилами. Пулеметно-автоматные очереди отрезали Камиля и Ивана от воды. Моллаев поднял голову и увидел, что их окружают.
Унитовцы все с оружием, сильно возбуждены, агрессивны. Заставили встать, обыскали. Принесли автомат. Один, видимо, старший по званию, взял автомат, отстегнул магазин, взвел затвор, откуда вылетел патрон, блеснуло зеркало чистого ствола: не стреляли. Это, видимо, и спасло летчиков от немедленной расправы. Так для двух советских людей, дагестанца и украинца, начался долгий ангольский плен.
Была суббота, 22 ноября 1980 года. Столица Анголы Луанда в предвкушении выходного дня. По субботам наши военные советники и переводчики трудились до обеда, затем личное время. На базе ВВС, где я работал старшим переводчиком группы ВВС, ребята уже готовили баньку, вечером можно было и расслабиться.
Вдруг ко мне в квартиру буквально ворвался мой ангольский шеф, «летающий» советник командующего ангольских ВВС полковник Виктор Семенович Шруб. «Срочно вылетаем в Менонге, там вчера сбит наш Ан-26, экипаж, возможно, захвачен. На сборы даю десять минут, машина внизу». Быстро одеваюсь в ангольский камуфляж, и через десять минут мы уже на пути к дому, где размещены экипажи отряда военно-транспортных самолетов Ан-12, подчиненных советскому главному военному советнику в Анголе генерал-лейтенанту Василию Шахновичу. По пути Виктор Семенович кратко вводит меня в курс дела. Генерал Шахнович, не очень полагаясь на ангольскую сторону, приказал ему, как старшему по ВВС, вылететь в Менонге и возглавить операцию по спасению экипажа.
На аэродроме советские техники быстро готовят Ан-12 к вылету. Через два часа садимся в Менонге. На борту кроме нас взвод ангольского спецназа. Снижаемся по спирали, чтобы максимально обезопасить себя от возможных пусков зенитных ракет. На аэродроме стоят три камуфлированных Ми-8, подготовленные к вылету. Спецназовцы быстро рассаживаются по вертолетам. Старший спецназа приготовил Шрубу и мне место в головной машине. Однако командир авиабазы в Менонге решительно против того, чтобы советский советник и его переводчик участвовали в операции. Это соответствует и инструкциям провожавшего нас в Луанде военного атташе СССР в Анголе генерала Валерия Соколина: без лишней надобности не рисковать. Мы остаемся ждать сообщений от десантников на местном КДП.
Прошло более трех часов. Ангольские вертолеты возвращаются на базу. Но только два. Третий сгорел недалеко от сбитого Ан-26. Летчики ведут машины с осторожностью: Ми-8 сильно перегружены. На них свой десант и экипаж с подбитой вертушки. И главное — спасенные люди со сбитого Ан-26. Из приземлившихся вертолетов на поле аэродрома вываливаются ангольские спецназовцы, некоторые перевязаны окровавленными бинтами. Среди спасенных четверо наших летчиков.
Но нет командира экипажа и бортмеханика. Ангольский лейтенант, командир десанта, несмотря на только что пережитый бой, вытягивается в струнку и докладывает Шрубу. Место падения Ан-26 вертолетчики нашли довольно быстро, благо было еще светло. Приняли решение двум машинам сесть, а третьей прикрывать десант с воздуха. Но на приземлившиеся Ми-8 обрушился шквал огня унитовцев. Завязался бой. Летчики вертушки, находящейся в воздухе, не растерялись, сделали боевой заход и дали залп из «нурсов». Это, собственно, и решило исход боя. Как только стихли выстрелы, из зарослей выскочили ангольцы и четыре члена экипажа Ан-26. Обратно пришлось возвращаться на двух вертушках: один из вертолетов загорелся.
Спасены четверо наших, двое остались в саванне. Но продолжать поиски было невозможно. Стало темно, а попавший под обстрел вертолет был буквально изрешечен пулями. Даже не понятно, как он дотянул до аэродрома. Кстати, это была та самая машина, в которой ангольские спецназовцы зарезервировали место для нас…
Вылеты для поиска советских летчиков продолжались еще несколько недель. До тех пор, пока радиостанция УНИТА «Голос Черного петуха» не сообщила, что «освободительная армия Жонаса Савимби захватила в плен нескольких боевых советских летчиков, бомбивших мирные ангольские города, освобожденные от предателей ангольского народа и кубино-советских наемников МПЛА»…
О злоключениях Камиля Моллаева и Ивана Чернецкого в плену я узнал спустя 32 года. От самого Камиля.
После захвата советских летчиков вражеские солдаты сразу увели их подальше от упавшего самолета — в саванну. Шли по саванне трое суток. Периодически, когда в воздухе слышался вертолетный гул, унитовцы прятались: бросались под раскидистые деревья и накрывали узников брезентом. Когда прибыли на базу, Камиля и Ивана начали допрашивать. Моллаев помнит, что кроме чернокожих унитовцев, были и двое белых, говоривших по-английски. Камиль Моллаев вспоминает: «Допрашивали жестко. Интересовались в первую очередь военно-стратегическими вопросами. Но что я мог знать? Я держался, как мог, пользуясь тем, что они не лучшим образом говорили по-русски. Меня убеждали, что Советы о пленных забывают, склоняли к переходу на их сторону, мол, семью вашу вывезем. Я же говорил, что если меня захотят освободить, то соглашусь на отправку только в соцстрану».
База оказалась промежуточной, и пленников отправили дальше: их тасовали, словно колоду карт, чтобы не могли определить местоположение. К. Моллаев вспоминает: «Постоянно в одном и том же месте не держали. В неделю раз, а то и два, ночью приходила грузовая машина, все грузились и ехали на новое место. Нас прятали».
В течение двух лет плена их таскали по лесам и саванне Анголы, периодически демонстрируя на пресс-конференциях для журналистов в качестве доказательства «советско-кубинской экспансии». Моллаев вспоминает: «Часто приезжали какие-то делегации и журналисты из разных стран, где нас афишировали так: вот, мол, советские офицеры, летчики, которые бомбят наших мирных граждан, их села, и т. д. Наших возражений и доводов против никто не слушал. Им это и не нужно было.
Пищу давали три раза в день: утром маленькая кружка кофе с одним печеньем и повидлом на кончике чайной ложки. В обед мамалыга из кукурузной муки с приправой из трав или так называемой тушенки, которую противно было есть, редко с маленькими кусочками мяса убитой козы или дикого буйвола (мамалыга — это национальная ангольская еда, фунжи: мука маниоки, кукурузы и т. д., разведенная теплой водой до состояния клейстера). На ужин примерно то же самое. Солдат охраны в отличие от нас кормили один раз в сутки, они голодали. Я даже подкармливал их и благодаря этому выведывал кое-какую информацию».
Периодически пленникам обещали обмен и возвращение на родину. Проходили недели, месяцы, и надежды сменялась разочарованием: хозяева унитовцев, видимо, торговались, пытаясь получить за пленных максимальные политические дивиденды.
Камиль вспоминает: как-то приехали очередные журналисты. Пленникам принесли военные летные комбинезоны, чтобы они переодевались. Будут фотографировать. Камиль отказался. На него напялили комбез силой. Спустя много лет ему прислали вырезку из газеты с этим фото…
Чтобы скоротать дни плена, Камиль пытался приобщить своих стражников к различным играм. Вырезал из дерева шахматы, затем сделал шашки, потом нарды. Появились и карты. Учил охранников и своему языку (по национальности К. Моллаев дагестанский кумык). Иван Чернецкий учил унитовскую стражу русскому, а сами пленники совершенствовались в португальском.
Карандаш и бумагу охранники не давали, приходилось иногда воровать у них листки бумаги. Много раз пытались отправить письма через журналистов, но они не доходили. Отправляли записки через солдат. Ни одна не попала адресату.
Однажды удалось написать домой на бланке Международного Красного Креста. Написал семье. «Здравствуйте, дорогие Катя, Эльдар и Тимурчик. С нетерпением жду, когда увижу вас. Берегите себя, надеюсь на Красный Крест. Обнимаю, целую. Ваш папа. 21 декабря 1981 г. Место отправления: Унита, Ангола». К удивлению Камиля, это письмо дошло: после возвращения из плена он нашел его у себя дома в Махачкале.

Освобождение

Документы, свидетельства очевидцев тех событий ясно показывают, что в работе по освобождению Камиля Моллаева и его коллеги Ивана Чернецкого из плена УНИТА участвовали многие советские службы: посольство СССР в Луанде, Генштаб, МИД, КГБ, ГРУ, даже советские представители в ООН. Вопрос о привлечении представителей Международного Красного Креста к их освобождению из плена, как и к освобождению советского прапорщика Николая Пестрецова, пленного солдатами 32-го батальона ВС ЮАР «Буффало» в августе 1981 г. в Анголе под городом Онджива, обсуждался на самом высоком уровне, вплоть до ЦК КПСС. И только к концу 1982 года сторонам удалось договориться.
В ночь с 10 на 11 ноября 1982 г. за ними и охраной прислали грузовую машину, это оказался советский трофейный «Урал». Как вспоминал Камиль, при виде этого знакомого, почти родного советского грузовика у него защемило сердце. Приказали срочно собираться, все подумали, что, как обычно, перевозят в новый лагерь. Ехали долго, около семи часов. Когда привезли на место, пленников начали срочно приводить в порядок: принесли воды, дали вымыться, накормили. Затем принесли новую одежду — рубашку с коротким рукавом, брюки, туфли. Верхняя одежда оказалась мала, а туфли Камилю вовсе не подошли. Минут через 40, принесли солдатские ботинки, другой обуви у унитовцев не оказалось. Затем посадили русских летчиков в трофейный УАЗ-469 и в сопровождении восьми вооруженных солдат повезли на большое поле, похожее на футбольное.
Начался митинг. Он был посвящен 11 ноября — дню, когда была провозглашена независимость Анголы от португальцев. Выступал президент УНИТА Жонас Савимби. К. Моллаев вспоминал: «Вероятно, он был сильным оратором. Ему часто хлопали, скандировали его имя, произносили здравицы. Затем речь пошла о нас, что, мол, здесь находятся два presioneiro sovetiсo (cоветских пленника), военные летчики, взятые в плен два года назад. И вдруг прозвучало: «Мы сегодня им предоставляем свободу». Я своим ушам не поверил. Поняли, что это правда, только когда солдаты-охранники начали нас поздравлять».
Через несколько дней пленников посадили на старенький двухмоторный самолет Си-47, который вместе с представителем Международного Красного Креста доктором Смитом из ЮАР и двумя его помощниками из Женевы перевез их в оккупированную ЮАР Намибию. Оттуда — в ЮАР на секретную базу ВВС. Затем их вместе с доброй сотней пленных солдат и офицеров ангольской правительственной армии — ФАПЛА посадили на самолет Си-147 «Геркулес» ВВС ЮАР и отправили в Лусаку, столицу соседней с Анголой страны, Замбии. В самолете Моллаев и Чернецкий познакомились с коллегой по несчастью — советским прапорщиком Николаем Пестрецовым, и еще одним пленником, кубинским офицером, которых также готовили к обмену.
Камиль Моллаев вспоминает: «В Замбии после посадки самолета нас привезли к советскому послу в Лусаке. Несмотря на то, что была глубокая ночь, он не спал. Встретил хорошо, крепко нас обнял, поздравил с освобождением и, видя, что мы нервничаем, успокоил: «Вы мужественно перенесли все невзгоды и испытания, вели себя достойно, мы знали каждый ваш шаг, каждое ваше движение, наша разведка работала четко. Живите спокойно, работайте, к вам никаких претензий, вы представлены к высокой правительственной награде». 21 ноября из Луанды прибыл самолет Аэрофлота Ил-62».
Но это не был спецрейс. А обычный самолет, летавший по регулярному маршруту Москва – Будапешт – Браззавиль – Луанда. Ему просто продлили маршрут до Лусаки. Все было сделано в глубокой тайне, даже пассажиры самолета, советские специалисты, летевшие в отпуска, были не в курсе. Самолет забрал Камиля Моллаева, Ивана Чернецкого и прапорщика Н. Пестрецова. В отличие от летчиков, два года проведших под конвоем в ангольской саванне, он отсидел в тюрьмах ЮАР (был захвачен с оружием в руках) полтора года…
К ордену К. Моллаева и его коллегу представлял посол СССР в Анголе Вадим Логинов, утвердил представление первый заместитель министра гражданской авиации. В представлении было написано: награждается «за мужество, проявленное при выполнении интернационального долга в Анголе при полетах в районы со сложной военно-политической обстановкой».

Для вручения награды в июле 1983 г. Камиля вызвали в Президиум Верховного Совета Дагестана. Камиль помнит, что были теплые слова, но не более. Как рядовой случай. Восстановился на летной работе.
Потом была долгая борьба с бюрократами, десятки писем в разные инстанции о признании его ветераном боевых действий. Но следовали ответы: «Гражданским не положено». Наконец спустя 29 лет в ноябре 2009 г. раздался звонок из Москвы, из Росавиации — приезжайте, получите удостоверение ветерана боевых действий. 20 декабря 2009 года Камиль получил наконец заслуженное звание.

Сергей КОЛОМНИН
Фото из архива автора