Летопись гражданских специалистов Воспоминания Евгений Варламов - Идти ли детям в Африку гулять?

Лето 1979 год. Работаю в районной ветеринарной лечебнице (г. Видное), это в 3-ёх километрах к югу от Московской кольцевой автодороги (МКАД). Должность старшего врача-эпизоотолога (ветеринара-инфекциониста). Соответствующий Главк Министерства сельского хозяйства СССР объявляет Всесоюзный конкурс специалистов на включение в экспедицию стран-участниц Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) для оказания противоэпизоотической помощи западноафриканской стране Ангола. Она недавно освободилась от португальской зависимости, но теперь идёт гражданская война за выбор направления пути дальнейшего развития их общества. Кроме того, Южно-Африканская республика желает отхватить часть Анголы богатую полезными ископаемыми и постоянно тревожит её пограничные провинции. Как следствие, в стране разруха всех отраслей хозяйственной и экономической деятельности. Больше всего, как всегда, страдает гражданское население, а с ним и принадлежащие им животные.
Но часть страны всё-таки свободна от войны. Это там, где у руководства стоит MPLA (партия народного движения за освобождение Анголы). И этой партией всему мировому сообществу было объявлено, что в стране будет строиться социализм. Поэтому легитимное правительство обратилось к странам социалистического содружества оказать своими специалистами помощь в ликвидации возникших очагов инфекционных заболеваний сельскохозяйственных животных, а некоторых опасных и для людей.
В состав экспедиции прохожу по следующим критериям: являюсь членом КПСС; в районе отсутствуют опасные инфекционные болезни животных; практически здоров; возраст соответствует границам допустимого для такого рода экспедиций; морально устойчив (в аморальных и неблаговидных поступках не замечен); политику партии и правительства понимаю правильно (почти на каждом партсобрании участвую в обсуждении насущных проблем). Всё это подтверждается выданной характеристикой райкома партии для представления в ЦК КПСС, занимающийся подбором кадров для зарубежных командировок. Затем проверка по линии КГБ (Комитета государственной безопасности), где рассматривают с ног до головы не только кандидата на выезд за границу, но и всех членов семьи, включая бабушек и дедушек, а для умерших указание мест их погребения с номерами могил. И вся эта процедура в целом длилась более 6 месяцев.
А в конце собеседование и инструктаж как себя вести советскому человеку в развивающейся стране, к которой отнесли Анголу, в специальном отделе ЦК КПСС на Старой площади – также успешно пройдено.
Немного разъяснений. По социально-экономическому развитию все страны мира идеология компартии делила на 3 группы: развитые (об этом в слух не говорили) капиталистические, все страны социалистического лагеря (в СССР считалось, что к тому времени уже был построен развитой социализм, но об этом в народе никто не догадывался) и собственно развивающиеся страны, в основном те, которые освободились от колониальной зависимости.
И вот конец января 1980 года. До аэропорта Шереметьево меня провожает Андрей Корниенко, друг и напарник по связке при восхождении на многие вершины гор Кавказа и Памира. Хорошо помню: чуть дуба не дал от холода, добираясь без пальто, в летнем парадном костюмчике и при галстуке, от здания аэровокзала до трапа самолёта (тогда это расстояние преодолевали пешком, не так как позже, автобусом). В Москве -29 гр. С (!!!). Десять часов полёта без дозаправок и приземляемся в столице Анголы Луанде, предварительно сделав ознакомительный, так подумалось, разворот над Атлантикой. Здесь раннее утро, солнце только взошло с противоположной стороны океана, а температура уже + 29 гр. С (!!!) и очень влажно, почти как в парной, дышится с трудом. По запаху воздух резко отличается от московского: тяжёлый, солоноватый и остро настоянный специфической африканской растительностью.
Группа советских докторов Айболитов состояла из 8-10 человек, представители ветеринарных служб Москвы и области, республик Средней Азии, Кавказа. Всех наших из Союза в Анголе считали одной национальностью – советико.
Кроме нас были немцы из ГДР 3-4 человека. По 2-3 человека из Венгрии, Кубы, Польши, Болгарии, Вьетнама, Монголии. Руководил экспедицией СЭВ Юдин Георгий Александрович. К каждому иностранному специалисту были прикреплены по одному местному, неизвестно какого уровня образования, с целью передачи наших знаний и опыта. Также были отдельно специалисты-контрактники из Швеции и Румынии, но встретиться с ними за всё время командировки так и не удалось.
Всех членов экспедиции разместили в отеле Тропикана, расположенном в середине узкой, не более 250 – 300 метров шириной, песчаной косы, уходящей на 4-5 км в океан. Вид из окна гостиницы изумителен: вода слева, вода справа, вдали полукругом город, за ним возвышается «столовая» с плоской вершиной гора, покрытая зеленью, с противоположной стороны океанские дали, с иногда видимыми кораблями (скорее всего нашими сторожевыми).
К середине дня наступает невыносимая жара при очень влажном воздухе, от которых негде скрыться. Кондиционеры не спасают. Берег рядом, в 40-50 метрах от отеля. Идём купаться. Но раздеваться опасно, на таком солнцепёке белому человеку можно сразу же поджарится. И сандалии не снять, подошвы ног обжигает раскалённый песок. Но если всё это делать с неимоверной скоростью и рядом с водой, то прыгнуть в воду можно, что и делаем. (В дальнейшем приспособился заходить в воду в белых брюках, рубашке и в соломенной шляпе на голове). Но и вода океанская горяча, не кипяток, но около +30 градусов С и охлаждающего эффекта не достигается. Кроме того, тут же в воде, появляется страх выхода на сушу: обжигающий воздух уже «достаёт» не только тело с наружи, но уже и внутренности.
При таких условиях нарушается работа лёгких и сердца, и, как следствие, быстро развивается первичная анемия головного мозга. Кружится голова, на какие-то секунды теряешь сознание. Чтобы не упасть, хватаешься за что-либо или опираешься о какую-либо стену. Первые 7 – 10 дней, из нас советских, этого никто не избежал.
Отель Тропикана только для иностранцев, которые в преобладающем большинстве белые. В ресторане столики на четверых. Preto (чёрные), слово негры нежелательно произносить, развозят заказанные блюда на колясках. Всё чисто и все приборы на своих местах. Для нас, специалистов стран СЭВ, питание членов экспедиции согласно договора бесплатное, что бы мы ни заказали (даже спиртное в баре вечером перед ужином). В общем, питались очень разнообразно и плотно, как никогда в своей жизни, по крайней мере автор этих строк. После трапезы нам оставалось, одному из четырёх сидящих за столиком, лишь поставить подпись в расчётном листке.
Небольшое отступление. Сразу после прилёта в Луанду нашу группу, ещё не знакомую друг с другом, повели на завтрак в обычную городскую столовую. Полно ангольцев в очереди за едой и к столикам для приёма пищи, всё тихо и спокойно. Все столики накрыты белыми скатертями, Подаются кроме ложек, вилки и ножи отдельно для рыбы и мяса, железных кружек не видно, только чашки. Чудеса! Где это было видано в наших столичных московских столовых, да и в кафе тоже. Когда бы мог подумать, что в Африке мне придётся учиться правилам поведения за столом.
Номер в отеле на двух персон. Поселился с Павлом Ивановичем Терентьевым, врачом из подмосковного Пушкино. Проснувшись утром, заправляешь свою постель, после завтрака заходишь в номер, а там уже постелено новое чистое бельё и, если оставил перед этим свою рубашку, то она тоже выстирана и отглажена. Итак, каждый день. Для нас, советских специалистов, это было очень удивительно и непонятна необходимость этого!
Бельё ангольцы сушат на песке, так как подвешенное на верёвках, даже при 50 градусной жаре под солнцем, из-за высокой влажности оно остаётся сырым.
Жили мы в Тропикана две недели довольно праздно. Надо бы разъезжаться по провинциям («руки чешутся» по работе), но запаздывал груз из Франции с биопрепаратами, холодильными устройствами и прочим инструментарием. За это время приспособились к ангольскому часовому поясу, ко времени, когда возможно купаться без больших проблем; ходили по музеям; выезжали к самой большой реке страны Кванза (отсюда денежный знак Анголы – кванза) смотреть бегемотов, где они «кишмя кишат»; в столичный зоопарк. Луанда полна зелени и цветов, набережная в виде дуги тянется вдоль океана на несколько километров. На улицах много детей и женщин, каждая вторая из которых беременна.
Угнетающее впечатление произвёл музей рабства. Анголе в большей степени, чем другим странам Африки, досталось от этого позорного явления, которое длилось на протяжении 3 -4 веков. И окончилось оно не так уж в далёком времени. Ужасы работорговли не человечны. Пленили всех работоспособных мужчин и женщин, а также детей всех возрастов. Конвоировали до сотен километров по тропическим лесам и саванам. К месту погрузок на корабли доходил лишь каждый десятый, остальные умирали от истощения или были убиты надсмотрщиками за любую провинность. Во время переправы через Атлантику в Северную или Южную Америку погибали при штормовых кораблекрушениях. Таким образом истреблено около 50 миллионов человек! Были часты народные восстания против португало-испанских и голландских работорговцев. В частности, под руководством чернокожей женщины, правительницы одного из племени, по имени Нгола (Ngola –порт., как и далее). Её воинам было трудно бороться с хорошо вооружёнными европейцами. И Нгола постоянно терпела поражения. Но каждый раз вновь собирала войско. В дальнейшем была провозглашена народной героиней. В честь неё и названа страна Ангола. Появившаяся буква А перед именем Нгола – приставка согласно правил португальского языка. Об этом более подробно рассказывал экскурсовод музея.
Там же, при отеле Тропикана, в ресторане и на пляже, иностранные представители разных стран, как могли, общались друг с другом. К нам, советским, повадился присоединяться один из американцев, часто используя в своей речи во всеуслышание ненормативную лексику. Не знали, как от него избавиться. Но однажды его громкое матершинство услышал вертолётчик ангольского президентского экипажа. Этого американца наш земляк остудил так резко, что он к нам больше не подходил.
Но вот наша «лафа» закончилась. По группам разъехались и разлетелись по провинциям страны. Мне досталось лететь в каком-то грузовом самолёте в столицу провинции Кунене (Cunene) город Онджива (Ondjiva), самый юг страны, на границе с Намибией. Самолёт в месте назначения долго не приземлялся. Позже выяснилось, что непосредственно перед нашей посадкой был совершён налёт и бомбардировка аэропорта ЮАРовсими истребителями Мираж. И всё то время, которое мы кружили над городом, ангольцы латали взлётно-посадочную полосу.
В этой партии экспедиции, из советских специалистов, автор этих строк был в единственном числе. Назначен старшим одной из нескольких групп. У меня в составе венгр Миклош и ангольский врач. Но выходить работать запрещено из-за ежедневных авианалётов и возможных бомбёжек. Сидим в бунгало или в полдень делаем небольшие вылазки на УАЗах, чтобы немного размяться и ознакомиться с местностью. По утрам, начиная с 9 часов, как по расписанию, прилетают южноафриканские самолёты, чтобы сориентироваться, что бы им разбомбить, и тогда мы по звуку предупреждающей сирены бежим прятаться в бомбоубежища. Вот попали! Наши вьетнамцы критиковали эти укрытия: при прямом попадании снаряда они не выдержат и развалятся, превратившись в могилу для тех, кто в них укрывался. У них-то опыт есть как строить такие сооружения как ни у кого! Только-только закончилась война с Соединёнными Штатами. Одно утешение, вдали виднеется довольно высокая и красивая гора, от которой не хочется отводить взгляд. За ней, на северо-западе, в сторону Атлантики, располагается горная цепь с вершинами более 2 тысяч метров над уровнем моря. Мечта: как бы побывать там.

Январь-февраль - это время сезона дождей со страшными грозами. Дождь не лил, а стоял сплошной стеной. Наступала кромешная тьма. Но как только ливень заканчивается, появляется солнце и радуги во весь небосвод. Наступает неимоверная жара и духота, вода, бывшая по колено (водяной столб за один ливень может достигать полуметра от поверхности земли), быстро уходит в рядом протекающую в реку Кунене. Всё начинает летать и ползать в огромном количестве и размерах. И все норовят быть как можно ближе к белому человеку. Листья деревьев и трава как бы надуваются по объёму и становятся на вид тяжелее. К реке не подойти, хорошо, те же вьетнамские товарищи предупредили, – крокодилы выползают греться на солнце и лежат словно брёвна. Попробовал бросить палку в сторону такого бревна: крокодил с невероятной скоростью схватил её пастью и мгновенно перекусил. Больше таких экспериментов не делал. Но негритят они всё же хватают и тащат в воду для своего пропитания, тех, которые играя, по неосторожности, к ним приблизились на недопустимое расстояние, не взирая на предупреждения родителей (почти каждый день слышен плач женщин о погибших детях). Пройдёт ещё 1,5 – 2 часа, солнце вновь пропадает в наскочивших чёрных, как смоль, тучах. Снова наступила ночь. Гром со всех сторон одновременно такой силы, что в помещении не слышен голос человека. Вспышки молний ослепляют глаза, приходится держать их закрытыми. И опять ливень, кажется, что это море-океан всей своей массой обрушились на землю. Грезится, что всё уже, всемирный потоп! (Поэтому-то африканцы, проживающие в тропиках, строят свои жилища на сваях в рост человека.) Но вот появилось солнце, оно испаряет, а земля впитывает свои части влаги, река с грохотом уносит к океану принятую остальную воду. В это время одежда от испарений земли и самого человека становится такой влажной, хоть отжимай. При этом солнце палит беспощадно. От парящей земли, жары и духоты твоё тело готово раствориться в них. И так по 3-4 раза в за день. По ночам тоже самое. Уснуть невозможно.
Общался в основном с вьетнамцами Куаном и Тином, они знали русский язык, так как учились у нас в Союзе. Венгры и монголы говорили только на своих языках. Немец мог объясняться по-английски, но какой из меня можно выдавить английский, которому «учили» нас и в школе, и в институте. Поэтому овладение португальским языком для меня, а также всех членов экспедиции стало наипервейшей задачей.
Штудировал его ежедневно, по 8 – 10 часов в день, по русско-португальскому словарю, предварительно приобретённому ещё в Москве. Но никак, казалось, не мог освоить. Иногда, чтобы немного отвлечься, ходил в ангольскую воинскую часть, при которой были советниками наши офицеры с переводчиком. Но и он, переводчик Фёдор, из-за своей занятости особо ничем мне помочь в овладении португальским не мог. С советниками находились их жёны, но тоже слабо знали язык. Зато рады были тому, что оказывал им посильную лечебную помощь, и просили заходить чаще по причине того, что постоянно, из-за влажного климата, болевшими. Конечно, в основном, связанную с особыми женскими периодами. За что благодарили потом, будучи в отпуске в Союзе. К большому сожалению, через год все эти офицеры и их жёны, кроме спасшихся по счастливой случайности переводчика и механика-прапорщика, погибли там же, в Онживе, после нападения войск ЮАР. Эта трагедия каким-то образом просочилась в советскую печать. Механик несколько лет был у юаровцев в плену. О судьбе переводчика Фёдора сведений нет.
Невдалеке от нашего бунгало, небольшого домика из 3 – 4 комнат, были невысокие пористые скалы. Пробовал лазить, но после очень болезненного укуса под глаз каким-то потревоженным насекомым, отказался далее от таких мероприятий. В целом, провинция Кунене произвела гнетущее впечатление. На это повлияли: разгар сезона дождей, постоянные авиа бомбардировки, кишащие вокруг змеи, которых приходилось извлекать даже из помещений бунгало. Какими-то летающими в большом количестве огромными насекомыми, до размером с наших воробьёв, постоянно желающими залететь в наши тарелки с едой, особенно по вечерам, при свете электрических ламп, так как кормили нас на открытой террасе. А также подаваемого к столу хлеба, пропитанного то ли тараканами, то ли насекомыми.
С португальским языком произошло следующее. Перед выездом в Анголу с нас никто не требовал и даже не рекомендовал заниматься этим языком. С первых же дней как ни старался запоминать слова из словаря, тем более строить предложения, ничего не получалось. А занимался им с утра до вечера, иногда до тошноты (мы же в этот период не работали из-за авиа атак). Так прошёл почти месяц.
И тут поступило предложение, всем советским ветеринарным врачам собраться где-то вместе и поехать на пару дней к Атлантическому океану. На нескольких автомобилях из города Лубанго долго спускались с плато (высота около 1000 м над уровнем моря) в сторону океана. Горная часть страны почти везде резко обрывается перед Атлантикой. Пространство между этой скальной стеной и океаном представлено пустынной местностью и достигает ширины от десятков метров до нескольких километров (начало пустыни Намиб). И растут там только кактусы, плоды от которых на изготовление «кактусовки» (текилы) мы срывали в рукавицах, чтобы не поранить руки шипами этого грозного растения. Там же в огромном количестве термитники в рост человека, к которым не решились подходить на близкое расстояние. Во многих местах вдоль берега видны соляные водоёмы и горки соли уже высушенной и готовой к отправке по назначению. Спуск к океану по скальному серпантину головокружителен, даже для альпиниста. Вся надежда на тормоза джипов-иномарок, которые нам предоставила услужливо ангольская сторона. И на наших УАЗиках мы бы конечно «спустились», но подниматься обратно на плато было б уже некому. По прибытии в прибрежные окрестности города Бенгела (провинция Benguela) наблюдали фавелы ангольцев, вдоль скал прижатые друг к другу лачуги из фанеры и картона. Как они там обитают – уму не постижимо! Сама Бенгела - город курорт, использовался португальцами специально для этой цели (наши Сочи). Остановились табором на диком песчаном берегу океана. Купили у ангольца с кожей до такой степени чёрной, что отливалась синевой, свежевыловленную огромную рыбину. Он только-что с ней, на наших глазах, причалил на лодке к берегу. Был очень доволен её быстрой реализацией, а может быть ценой, за которую он от неё освободился. И жарили её большими кусками, и варили, прямо в ведре. Бульон, рыбный, по вкусу сравнив лишь с тем, армейским, который был когда-то пробован, нами сержантами, из пойманного воровским путём (каюсь) гуся в селе Береговое в Крыму. Обошлось не без выпивки, запивали всё рыбное «текилой-кактусовкой», вспоминая родных и близких, зимушку-зиму и свои отчие края, кто от куда. Спать легли здесь же, под открытым африканским тропическим небом, под южным небосводом с высоко расположенными звёздами и под шум волн океана: кто мы и для чего существуем в этом бесконечно бесконечном пространстве?
Утром, встав раньше всех, бродил вдоль береговой полосы. Недалеко от места ночлега обнаружил удивительное зрелище. В метрах пятидесяти от берега возвысился вертикальный глинисто песчаный обрыв высотой в 20 – 30 метров и с расщелиной на всю эту высоту. Расщелина, как входные ворота в средневековый город. А там, внутри, стоят рядами разной этажности дома, с окнами и балконами. Входи и живи. Сказочный песочный город! Вековая работа океана. Жаль не было со мной фотоаппарата (в Москве запретили его брать в Анголу). Некоторые оказались несознательными на зависть остальным. Не рекомендовано было вести и дневники. Хоть вот это постарался игнорировать, делая небольшие заметки. Что б осталось тогда для воспоминаний?
И вот, вернувшись через несколько дней в свою провинцию, вдруг свободно заговорил на португальском языке. Всем на удивление. Да так, что чуть позднее, когда переместили уже в другую провинцию, и где было больше советских специалистов разных направлений, часто приглашали, по необходимости, в качестве переводчика. Иногда, будучи в глухих местах Анголы, обнаруживал, что не всё взрослое население знает португальский язык: были трудности общения, если не было с нами человека, знающего язык аборигенов. А это могли быть широкие разновидности языка банту (кимбунду, киконго, кваньяма и другие).
А в провинции Кунене так и не пришлось применять свои практические навыки и знания португальского языка. Тогда мы считали, что для ангольских политиков мы были живым щитом. Газеты страны писали, что проводится мирная международная акция по оказанию помощи животноводству, а ЮАРовские милитаристы своими бомбардировками юга страны не дают возможности это осуществить. Представители СЭВ настояли о переводе нашей партии в другую, более спокойную, провинцию Уила (Huila). К этому моменту заканчивался сезон дождей. Здесь от меня отцепили венгра, а прикрепили кубинца Франциско из Гаваны. Очень покладистый и дружелюбный, неприхотливый, бывший спортсмен, занимался волейболом. Удивляло в нём только одно: на завтрак выпивал лишь половинку чашечки кофе с одной штучкой печенья. Когда предлагал ему гречневую кашу, отказывался, называя гречку советским рисом (arroz sovietico). С ним было всегда легко найти общий язык, в отличии от венгерского «товарища»: память прошлого была жива у обоих. Выезжая каждый раз на несколько дней на профилактические мероприятия, располагались с Франциско в придорожных мотелях на расстоянии от десятка, сотни и более километров от Лубанго (Lubango), в зоне нижней части саван, а также в горных районах, на плато, с высотой около тысячи метров над уровнем моря. Так же, как и во Ондживе, продукты питания для нас предоставлялись за счёт принимающей страны, но готовили еду мы самостоятельно, не доверяя местным, чтобы не подцепить какую-либо инфекцию, так как, например, ту же воду привозили из других регионов, и она была довольно подозрительна по цвету и запаху. Проблем с фруктами никаких, оставшиеся после революции 1975 года плантаторы-португальцы были рады принять белых людей (Франциско мулат, но считался там тоже за белого) в гости и угостить что есть в наличии. Кроме того, ангольская сторона постоянно следила, чтобы у нас всегда были свежие фрукты и овощи (апельсины, персики, манго, ананасы, конго, бананы и прочим). И даже раз в 2 недели привозили неплохое вино, тоже согласно контракта.
Часто у меня в комнате стоял длинный ствол сахарного тростника, высотой до самого потолка. После обеда отрубал мачете какую-то часть его, очищал от коры и съедал сердцевину, водянистую и достаточно сладкую. Это вместо третьего.
Иногда мы, советские, встречались по выходным дням, собравшись в Лубанго или другом каком городе. Это те, которые работали в провинции Уила или в Уамбо (Huambo). Машины были в каждой группе. Чаще ездили отдыхать в национальный парк Бикуила (Bicuila) в окрестностях Лубанго, занимающий довольно большую площадь страны. Парк расположен на плато, чтобы подняться на него автомобилям приходилось сильно напрягаться. Останавливались у одного из самых больших водопадов Африки, рядом с красивым скалистым каньоном, который уходит далее вниз не менее чем на километр. Разжигали костёр в специально отведённом месте, раскладывали перекус, спорили до хрипоты о ветеринарных проблемах Анголы и способах их исправления, стреляли из автоматов по скалам (тренировались, на всякий случай). В парке антилопы, жирафы, слоны, различные кошачьи. Если видели их, то только из далека. Без сопровождения и разрешения приближаться к ним строго запрещено. Нам ли не знать! В задачу противоэпизоотической экспедиции входило: организовать и провести диагностическую и прививочную кампанию по комплексной иммунизации зебу. Эти животные похожи на наш крупный рогатый скот («Приходи ко мне лечиться и корова и лисица…», как говорится в сказке), но значительно больше по размеру, с огромными рогами, расходящимися до метра в каждую сторону от головы. Прививкам подлежали также и другие более мелкие животные, в основном козы, принадлежащие кооперативам и частным лицам. Вакцины должны были защищать их, в том числе, от Эмфизематозного карбункула, Перипневмонии и от опаснейшей Сибирской язвы, протекающей в большинстве случаях сверхостро у всех видов животных, и у людей тоже. Препараты доставляли также из Франции, в одном флаконе сразу по нескольку иммунных средств. Прививки шприцами-автоматами надо было изловчиться сделать подкожно, в область середины шеи, сразу за этим длинным рогом зебу, одновременно: я с одной стороны животного, Франциско с другой. Владельцы подгоняли стада своих животных с утра пораньше (пока жара не достигла максимума, и пока животные и люди могли более-менее двигаться) в назначенное место. Там, среди саванны, уже стоял приготовленный загон (mango), постепенно ссужающийся к выходу из него животных, где и проводились наши манипуляции. Знаменитый детский поэт К.И. Чуковский (его небольшой отрывок стихотворного текста приведён и выше) в сказке-стихе про доктора Айболита пишет: «Он под деревом сидит». Действительно, это там, где солнце не так беспощадно печёт. Чаще это дерево баобаб. Но сидеть было некогда. И пока зебу беспрерывным потоком проходили по узкому проходу, мы должны были успеть провести клинический осмотр каждого животного (больным прививки не положены) и сделать им по уколу, изловчаясь и увёртываясь от возможного удара длинных и толстых рогов (стекло на моих ручных часах всё же треснуло). За 3 - 4 часа такой интенсивной работы мы прививали до одной тысячи животных (рекордный день - 1923 головы). Чаще от мотеля до мест прививок добирались во главе с сопровождающим, подробных карт местности не предоставлялось добирались. Сомнительно, что таковые были. Приходилось лавировать по еле заметной каменистой дороге в горной местности или быть в пыли на песчаной. Такая дорога занимала иногда занимала по 1,5 – 2 часа. Потому вставали очень рано, чтобы закончить профилактические процедуры до наступления полуденного зноя. За рулём УАЗ-469 сидели по очереди, хотя у меня водительских прав не было. Полицейские на посту, увидев белого водителя, старались пропустить наш автомобиль на перекрёстках первым (но это в самом городе). А за городом любая машина уже бывала редкостью и никаких полицейских. Качество шоссейных дорог прекрасно. В Анголе естественный асфальт.
По просьбе аборигенов приходилось оказывать непосредственно лечебную помощь и другим видам домашних животных, посещая деревни и наблюдая там их неприхотливую жизнь. Иногда люди просили помощи для себя: чем могли помогали. В ангольской глуши они медицинских специалистов не дождались бы, когда кругом обстановка уже который год неспокойна из-за военного положения и частых вооружённых столкновений. Тем более многие из медиков призваны для лечения раненых солдат с обеих противодействующих сторон.
Дважды встречал негров-альбиносов. Кожа бело-розового цвета, как ошпаренная кипятком. Люди с чёрным цветом кожи относятся к ним толерантно. Но одна такая женщина, увидев меня, почему-то постаралась спрятаться за широким стволом дерева.
Франциско мулат, я же белокожий, да ещё блондин. Молоденькие «анголянки» (по-португальски анголка – angolana) часто стайками, во время массовых вакцинаций животных, наведывались из своих селений с особым интересом посмотреть на такого, всего белого, человека. Как когда-то мы в Москве, во время фестиваля молодёжи и студентов в 1957 году, с любопытством разглядывали негров. Да и сейчас, в Африке, я тоже, естественно, не против был оценить их красивые стати, закрытые только в области от одного до другого тазобедренного сустава.
В каждую поездку обязательно надо было брать с собой заряженный боевой автомат, чтобы отбиваться в случае нападения неизвестных лиц.
И такие случаи нападения со стрельбой на наши группы были. Это исходило в основном от противоборствующих МПЛА вооружённых формирований партии УНИТА (Национальный союз за полную независимость Анголы). Так, в одном из отдалённых районов нас с Франциско, окружив со всех сторон, хотели увести в плен люди вооружённые какими-то древними, в виде пищалей, ружьями. На их приказ следовать за ними, не растерявшись, напросился напиться воды, которая якобы находилась в УАЗике. Но вместо сосуда с водой схватил автомат, лежавший в кармане дверцы автомобиля и закрытый полотенцем, который они не заметили, и направил его на этих людей: «Франциско, в машину!», - он быстро вскочил на водительское место, схватился за руль, и мы благополучно скрылись от них. Что они хотели: доставить ли нас к УНИТА или превратить в собственных рабов, или, самое страшное - каннибализм, нас предупреждали, ещё где-то имел место. В то же время были убиты и обезглавлены венгр и вьетнамец. Стреляли в кого-то из немцев, но не попали, лишь изрешетили кузов машины. Считался пропавшим другой вьетнамец, но ему удалось бежать из плена. Шёл по ночным звёздам, лесами около 2-ух недель. Повезло, что ему знакомы звёзды южного полушария. Автоматные стрельбы в Лубанго, когда там ночевали, после захода солнца были привычны, мы лишь садились на пол ближе к окну и пережидали их окончания без особых эмоций. Все выходы в город только группой в несколько человек. Но умудрялись ходить и в кино, где для близ сидящих со мной, нашим советских, переводил с португальского. Выезжали на пикники в национальные парки, созданные ещё португальскими колонистами. Когда же с Франциско работали и жили к западу от Лубанго в горах Сьерра да Шелла, удалось его уговорить заняться скалолазанием. Как бывший спортсмен, он понял мою душу. В машине всегда была капроновая верёвка, выпрошенная мною ещё в Ондживе у наших военных. Через день – два лазали по скалам, в основном автор этих строк, Франциско же страховал. А однажды лезу вверх и вдруг обнаруживаю, что рядом со мной также лезет стая обезьян-макак. Попробовал отогнать, они запищали, но не убежали. И вниз спускались со скалы вместе; хорошо, что не тронули и не покусали. Видимо, приняли за своего родича: разве люди лазают по скалам?!
Два положенных дня выходных, суббота-воскресение, мучительны, если их ничем не занять. Горы рядом. Франциско и ещё двое ангольцев (наши помощники-ветврачи) согласились на машине спуститься к основанию горы Кивила ( Chivila), чтобы затем подняться на неё своими ногами. Серпантинный спуск продолжался 42 км. Следующим утром втроём начали подъём, прямо в лоб. Крутизна незначительна. К этому времени один анголец (Жозе) уже отказался от мероприятия. Пройдя половину пути, когда кончилась лесная, легко проходимая часть пути, оставил нас и другой абориген. Франциско терпел изо всех сил. Добрались до предвершинного плеча по очень лёгким скалам, где стало очень ветрено, зато не так жарко, как внизу. Эта гора Кивила вместе с другой вершиной Бонга (Bonga) и их плечами с двух сторон образуют вниз кратер, который опускается на глубину до 700 – 800 метров над уровнем моря. Ну и жгуче же должно бы быть в этой котловине, где нет ни деревца, ни травинки, только жёлтый огненный песок, как в аду! Вершина рядом, поднялись быстро. Солнце пошло к закату, и Франциско стал уговаривать уйти вниз через парк Горный (o pargue de Monte), это короче, и уже недалеко от места, где машина. Хотелось второй вершины, взошёл бы на верх Бонга и один: мест для ночёвки достаточно; спички, хлеб, вода были со мной и даже шприц с антикобрином (противоядие от змей). Всё равно был рад возможности встречи с одной горой. И Франциско доволен, что я не остался один. Спустились, когда было уже почти темно. Без проблем доехали до мотеля. А потом до глубокой ночи не могли заснуть от впечатлений и физической нагрузки дня, слушая по транзистору африканские мелодии. До чего ж они хороши!
В другой раз, в местечке Какула (Cacula), когда Франциско уехал к своим землякам-военным, остался один и решил спуститься с гор вниз по порогам высохшей реки (когда сухой сезон) в долину смерти слонов (Valle de morbiиm). Прыгая с камня на камень, чуть было не наступил на кобру, гревшуюся на солнце. Что бы было в противном случае!? Скалы ущелья, проложенного рекой, довольно круты. Там внизу, в лесной его части, встретил целый зоопарк: дикие козы, газели, саламандры, ящеры различных размеров и расцветок, хамелеоны, множество разновидностей птиц совершенно не боящихся человека. Дошёл до самого дна долины, но никаких признаков кладбища слонов не обнаружил. Набрёл на родничок, около него сидел парень лет 15 с луков за плечами. Окликнул, не доходя до него. Он испугался, намереваясь убежать, но видя, что я безоружен, всё же остановился. Объяснились на португальском языке. К счастью, он его откуда-то знал, может в школе учил, не все аборигены им владеют. Повёл меня в свою деревню (aldeia), состоящую из нескольких хижин среди очень жидкого леса. А там одни женщины и дети, мужчины воюют или пасут своих животных там, где есть ещё травостой в этот сухой сезон. Бедность в деревне несносная: худющие старухи предложили на своём родном языке лишь местное макао, мутный алкогольный напиток. Отказался и, распрощавшись, скорее вверх. Спускаться ещё ниже, где совершенно не видно растительности, как в кратере между вершинами Кивила и Бонга , желания не было из-за опасности встретиться с какой-либо непредвиденной опасностью.. Позже Франциско укорял, что ходил туда без него и его ведома.
Там же, в горах Сьерра да Шелла, совершил пару восхождений на вершины белее 2 тысяч метров над уровнем моря. Франциско отказался подниматься, но упорно ожидал моих возвращений у машины, чтобы вместе вернуться в мотель.
К одной горе, по чему-то опять без названия, высотой 2100 метров, очень долго пробирался с помощью мачете сквозь тропические заросли до чистых скал. А далее быстро и легко «добежалось» до вершины.
Вторая вершина 2282 метра. Маршрут начал от реки, протекающей у основания горы, с трудом преодолел лежащее за ней болото. Затем поднимался по лаве, самой настоящей, видимо эта гора когда-то была действующим вулканом. Далее скалы, шлось хорошо, но особо трудные участки обходил стороной. Поднялся к жандармам с огромными продольными трещинами. Ещё немного по скальным монолитам и вершина. Ну и красотища вокруг! C одной, западной стороны, горы, с другой равнинное плато Планалту (Planaltu), лежащее под голубой дымкой небосвода. Сложил тур и оставил записку, в том числе записал Viva Angola, Viva USSR! Спуск вниз по другому маршруту, казалось лёгкому. Но попал в узкое и глубокое ущелье, словно трещина в земле. Но прошёл всё чисто. Категория сложности восхождения между 2Б и 3А. Но можно набрать и хорошую 4 А или даже Б, но тогда идти надо только связкой в калошах и со скальным снаряжением.
Франциско не раз приглашал к своим, кубинским, военным, защищавшим Анголу от посягательств ЮАР, на их праздники с жареным поросёнком, пивом и колоритными национальными танцами. Среди них были и женщины. Эти встречи разнообразили нашу тамошнюю жизнь. Тяготила только их постоянная просьба ко мне - что-нибудь спеть советское, русское. Но какой из меня певец? Пел, краснея и бледнея.
Наблюдали образ жизни африканцев в самой глубинке. Ангольцы рослы и красивы, безобидны, по крайней мере, те, с которыми часто приходилось иметь дело. Нераздражительны и неагрессивны. В основном христиане, католики и протестанты (были даже на одной из месс), и немного мусульман. Но все верования находятся в смеси с местными религиозными языческими обычаями. Живут деревнями на расстоянии 3 – 4 км друг от друга. В каждой из них не более десятка хижин. Бывает, трудно определить в какой из них обитают люди, а в какой домашний скот с птицей. Зерновые культуры женщины перемалывают на муку с помощью деревянных колотушек в углублениях скальных пород в виде чаши. Одежда примитивна, в ней особой необходимости и нет, при таком-то пекле. У прекрасного пола, как и у мужчин, лишь раno (ткань, тряпка), кусок материи на бёдрах, остальное всё открыто. Причёски на зависть модницам Европы: торчат во все стороны антеннами завивки различных видов и красок. Шеи молодых женщин с детства специально вытянуты с помощью каких-то приёмов вверх и обрамлены множеством деревянных колец. У женщин постарше такой вытянутости не замечено, видимо, со временем эта часть тела вновь возвращается в свою обычную форму. На головах спокойненько носят разную поклажу, а детей на бёдрах или спине. Курят, в том числе и женщины, сидя на корточках, сигареты, или что-то похожее на них, берут в рот дымящимся концом. Похоронная процессия сопровождается пением и плясками. В городах ангольцы одеваются довольно прилично. Удивительно, всё что ни оденут люди с чёрной кожей, всё им идёт к лицу. В сельской же местности с наступлением сумерек они собираются вместе, от древних стариков до детей только-что вставших на ещё не окрепшие ножки. Начинаются ритмичные танцы с песнями на местных наречиях до глубокой ночи под звуки тамбора и питие макао. Когда мы приходили смотреть на эти увеселения, они приглашали нас в круг танцующих. Но их пластика и чувство ритма не поддавались белому человеку. Один из ангольских офицеров (приходилось с ними часто общаться) по нашей с Франциско просьбе представил своих двух красавиц-жён. Обе лет по 18 – 20, и нам показалось очень дружных. Живут по соседству друг от друга, каждая в своей хижине. Но чаще такие жёны проживают по разным деревням. Многожёнство довольно распространено. За новую жену расплачиваются натурой, обычно крупным рогатым скотом. А что делать? Война против португальских колониалистов, затем гражданская. Вот и нет мужиков в стране. Очень понравилось ангольское кофе. Привёз его в Москву достаточно много: сам покупал в магазине (na loja) и получил в качестве подарка от министерства агрокультуры.
Вскоре по приезду в Анголу не минул стороной тропическую малярию. Причиной её явился укус местного комара. Это не тот комар, который водится в наших регионах, летающий огромной массой, когда даже солнце затемняют. Такое явление, например, всё лето наблюдается на Вятке, да и в Подмосковье не меньше. Африканского комара не увидишь в таком количестве. Он чуть больше по размеру и сидит, опустив переднюю часть туловища вниз. Укуса его не почувствуешь и кожа не прореагирует в том месте аллергическим воспалением, как от наших комаров. Залетит их несколько в помещение, сядут, где повыше, и выжидают, когда человек перестанет двигаться, затем пикируют на него и наносят укус. Слава Богу ещё, что в западной Африке, чем ближе к океану, тем меньше распространена муха ЦЦ.
Каждый раз перед сном мы старались отыскать комаров по углам потолков, чтобы прибить. Для защиты от насекомых спали под вьетнамскими сетчатыми пологами. Но всё равно, почти никто из членов экспедиции не уберегся, особенно из тех, кто почти не употреблял алкоголя. А кто это делал, не заболел или переболел в лёгкой форме. После этой болезни тоже перешёл на такое средство, но не спирт, а джин, когда была возможность, он мягче, легче пить, утверждают, что содержит противомалярийный хинин. А вот таблетки, приобретённые в Москве по рекомендации медиков, не помогали.
Сам занедужил к концу нашего присутствия во Нживе, это к концу первого месяца командировки. Болезнь длилась около 3-ёх недель. Температура тела к вечеру поднималась до 40 градусов и выше. Лихорадка трясла всё тело, затем потел так, что на кровати не было сухого места. Диарея с кровью, моча в малом объёме и интенсивно жёлтая. Тело – одни кости. Аппетита никакого. Частые потери сознания, но помню, что в некоторые такие моменты сочинялись стихи, к сожалению, ни одного не запомнил. До туалета, в 2 – 3 метрах от кровати, передвигался, держась за стену, с несколькими остановками. Кто-то отвёз в Лубанго, в соседний город за 400 километров, а оттуда в Уамбо, ещё почти столько же, где располагался советско-кубинский медицинский госпиталь. Взяли кровь на анализ. Часа через два наш ветврач Мустафаев Геннадий пошёл узнать результат исследований. А там спрашивают: « Как, он ещё не умер? Так везите его обратно к себе и лечите сами, мы уже бессильны». Как везли назад, в Лубанго, не помню.
Коллеги-ветеринары питали всякими лекарствами, но ничего не помогало. А вылечился так. Принёс кто-то арбуз, режут на доли в столовой и до меня доходит его аромат. В затуманенной голове пронеслось: неужели не дадут, а просить уже не было сил. И тут один из них, на моё счастье, говорит: «Давайте дадим и ему». С невероятным усилием и наслаждением съел эту долю, которой оказалось достаточно, чтобы уже вечером выползти, в полном смысле слова, на балкон, чтобы подышать свежим воздухом и понаблюдать за карнавалом ангольцев по поводу какого-то их праздника. В тот момент и понял – жить буду!
Всё же за время пребывания в Африке акклиматизировался и адаптировался. Жара и влажность переносились без труда. Когда вернулся из командировки домой, жена не узнала: чёрный, как негр, толстые щёки и поправившийся телом на столько, каким не был никогда. Но ностальгия там мучила. Ни одной травинки, деревца, нет нашего, русского. Даже земля не такая, рассыпчатая и вся красного цвета. Вода в реках мутнющая, а при обильных тропических дождях густовата, в виде киселя. Ночное небо с другими звёздами. И океан - не наше Чёрное море: в сознании он закрепился как могучее живое чудовище, готовое вот-вот поглотить.
Последние 10 дней экспедиции жили в Луанде без выездов в провинции, так как военная обстановка в стране резко обострилась с вводом армии ЮАР в южные провинции, в том числе в Кунене, где совсем недавно был. Повысилось и активное наступление воинских подразделений УНИТА с восточных окраин страны, где расположились их базы. Эти события и участившиеся нападения на наши группы вынудили правительство свернуть кампанию СЭВ раньше времени её окончания. Теперь же, собрав всех участников экспедиции в Луанде, нас расселили в отеле Атлантика на тех же условиях, что вначале в Тропикана, но это не радовало. В Москве шли Олимпийские игры. Узнали, что умер Владимир Высоцкий. Состояние наших душ было гнетущее, которое усиливалось постоянными туманами (casimbo) и задержками самолёта для вывоза нас в Союз. По результатам экспедиции было определено, что мы с Франциско больше всех других групп приняли и иммунизировали животных, почти 50 тысяч. Уже в аэропорту, вручая нам грамоты и подарки правительства Анголы, представитель Министерства сельского хозяйства этой страны предложил лично мне остаться ещё на один срок. Но как оставаться, когда дома любимая жена одна воспитывает двух малых ребят. «Не ходите дети в Африку гулять», - в той же сказке предлагает Корней Чуковский - это верно. Но взрослым можно, если того требует профессиональный долг.

Евгений Варламов