Вспомнить все! Тема мая-июня 2009: "Преодолеваем языковой барьер" Александр Кисель

До убытия в Анголу мне удалось пообщаться с двумя моими подчиненными-офицерами, один из которых пробыл в этой стране 3 года, а второй только что прибыл оттуда в отпуск. Признаюсь, вопрос преодоления языкового барьера в этих беседах поднимался, но мои товарищи заверили меня, что в Анголе это не самая большая проблема. Приехав в Москву, я купил небольшой словарь и карту Анголы, которую, кстати, храню до сих пор.

До этого у меня был кое-какой опыт общения на мадьярском языке. Тогда я заучил некоторые наиболее употребляемые фразы и слова с помощью солдата-жителя Закарпатья – мадьярский – его родной язык. Причем каждое новое слово и фразу я повторял с ним до тех пор, пока он не улыбался и не говорил, что очень похоже. Интересно было, когда я пускал в ход свои шаблоны. Местные, не улавливая в моей речи практически никакого акцента, вначале принимали меня чуть ли ни за своего. Правда, скоро наступала расплата, и мне приходилось переходить на общение на пальцах и прочие ухищрения.

И вот конец декабря 1986 года – я в Луанде! Случайно буквально в первый же день я знакомлюсь со своим подчиненным. Он прапорщик, специалист по ремонту автотехники из группы ОСА-АК. Зовут его Виктор, он из Смоленска – был там командиром взвода и подчиненным моего товарища полковника В.П. Смоляка. Правда, оказалось, что он уже и не очень подчиненный, так как до убытия в Союз он в Луанде выполнял функцию личного водителя и переводчика! нашего куратора-генерала из Москвы. Ему оставалось дослужить в Анголе какую-то пару месяцев. Поселили меня в том же домике, где жил Виктор. Вечером он уже рассказывал мне о Куито-Куанавале, о личном составе СВС группы – иными словами, проводил со мной своего рода инструктаж, альтернативный официальному. Тогда же он познакомил меня со своими друзьями – все они были переводчики, молодые ребята. Они стали угощать меня пивом, тоником, а затем и тоником со спиртом. Все это повторялось каждый вечер, но в пределах нормы. Из разговоров ребят я понял, что они уважают Виктора вообще, а за знание португальского, в особенности, хотя часто поправляют его и пытаются научить чему-то новому. Уже тогда я задумался – неужели такое возможно. За год с небольшим, практически на ходу овладеть разговорной португальской речью! Не меньше я был удивлен и потом, когда прибыл к нам младший лейтенант-переводчик Федор Трушин, лишь несколько месяцев проучившийся в ВИИЯ. Уже через несколько дней он не только уверенно помогал нам общаться с подсоветными, но и письменно переводил мне с русского на португальский различные инструкции и методички.

Пробыл я в Луанде больше положенного, и все из-за того, что ездил с Виктором по городу на «Волге» с открытой форточкой и, бывая в президентском полку в бане, пил холодное пиво из холодильника. Кроме того, свою лепту внесли шесть или восемь кондиционеров, установленных в клубе – короче, 30 декабря нужно лететь, а я с температурой 39,8. Утром пошел в медпункт. Он находился в моем же домике с обратной стороны. Сначала часа 2-3 я ждал на улице, на солнцепеке доктора, а потом пришла какая-то женщина, завела меня внутрь, и там я упал без чувств. Пришлось Новый год встречать в своей комнате. Но это уже другая тема.

После нового года я все же долетел до Куито-Куанавале. Тут оказалось, что у меня в группе целых два переводчика. К тому же бригада проходила переучивание на ЗРК ОСА-АК в Туркмении, в городе Мары. Поэтому практически весь личный состав, за исключением вновь прибывших, кое-как говорил по-русски. Некоторые офицеры вообще окончили наши училища и говорили, и даже писали довольно сносно. Но мне хотелось побыстрее начать хоть что-то понимать самому, особенно, на случай, когда подсоветные ведут разговор между собой, а переводчика рядом нет. И вот где-то месяца через
2-3 местные уже вынуждены были учитывать, что добрую часть их разговора я понимаю.

Добиваться этого пришлось ранее мне известными, хотя и усовершенствованными способами. Я писал в блокнот и на картонку нужные слова и фразы, а потом заучивал их. Удобно было учить с картонки: она не мнется и не нужно листать страницы. Однажды артобстрел вынудил меня укрыться в рефуже (блиндаже) секретки, где была сложена секретная техническая документация на ЗРК ОСА-АК, и хранилась 200-литровая бочка спирта для технических нужд. Солдат, который заведовал этим хозяйством, русских слов не знал, но я, прибегнув к своему словарному запасу и импровизированному словарю, сумел общаться с ним больше часа. Очень кстати, так как обстрел в тот раз был плотный (взрывы были очень близко) – огонь велся из 155-мм гаубиц и довольно долго. Темы для разговора у нас были разные, поэтому дефицит знаний я ощутил сразу и сильно. Но предпринять какие-то дополнительные шаги по изучению португальского, кроме ежедневного общения и повышения словарного запаса, мне так и не пришлось. График работы был довольно плотный: вначале шла подготовка к операции, затем боевые действия, и все силы и мысли уходили в этом направлении.

Пару раз мне пришлось выступать на местных праздниках с поздравлениями. Я писал свои приветственные речи на русском языке, а затем ангольский командир батареи управления, который 4 года учился в Киеве, переводил их на португальский и зачитывал мне. После этого я редактировал текст, убирая из него трудно выговариваемые обороты и упрощая его. Далее следовала запись речи в исполнении моего помощника на магнитофон и заучивание. Я красной пастой наносил в необходимых местах свою личную транскрипцию и смысловые ударения, и вот текст готов. Начало всегда было традиционным. Кажется, звучало оно так: «Карош камарадаш комбатентеш! Ень номе душ эшпециалисташ советикуш фелиситу вуш…» (Дорогие товарищи бойцы! От имени советских специалистов поздравляю вас…) Ну, и т.д. В финале я добавлял свое: «Аперфейсуэнь а суа мештрия! Форталесан а пронтидао комбатива!» А потом еще сладенького: «Вива айш ФАПЛА глориазаш!» И, наконец, традиционное троекратное: «А лута континуа! А виктория э серта!»  Звучать это должно было как: «Совершенствуйте свое мастерство, повышайте боевую готовность. Да здравствует героическая ФАПЛА! Борьба продолжается! Победа неизбежна!» По окончании одного праздничного мероприятия комиссар бригады, выпускник Высшего Львовского военно-политического училища сказал мне, что мое выступление было очень хорошим, но понял он не все. Такая оценка, конечно, немного огорчила, но особого усердия не добавила. Оправданием для меня служила большая занятость по службе (дни из-за нее пролетали быстро, хотя знал я и таких, кто откровенно маялся от безделья). Кроме того, я вполне обходился уже имеющимся багажом. И к тому же не давала покоя мысль о том, что после командировки я никогда больше не услышу ни одного слова на португальском. Ошибался.

Однажды в Куито Куанавале для проверки ракет ПЗРК приехал мой коллега и почти тезка майор Кисель Александр Анатольевич. В ходе работы оказалось, что он бегло говорит по-испански (этому способствовал его богатый опыт общения с кубинцами) и вполне сносно общается на португальском. Возможностей у него, конечно, для изучения языка было несравнимо больше, да и нужда в этом была больше, но, видимо, и способности играли не последнюю роль. Я же вспоминаю только дискомфорт от того, что в редких случаях общения с местными женщинами племени гангела я не понимал почти ничего. Словарный запас для таких случаев у меня отсутствовал полностью.

Да, бывал я несколько раз, по приглашению советника командира одной бригады, на вечеринках с участием руководства бригады, СВС и местных девушек. Были даже танцы. Но было это уже в конце 1988года.

Вспоминается один случай на операции. Конец лета – начало осени 1987 года. Наступаем в направлении Мавинги. За рулем нашего БТР-60ПБ солдат-анголец, ничего не понимающий по-русски. Поэтому над ним в люке сидит, свесив ноги к плечам водителя, специалист по ремонту автобронетехники Николай Калмыков. Вначале он периодически уточняет у меня, куда это «дирейту», а куда – «ишкерду». Боец и сам путается и, видимо, забывает, куда надо поворачивать, даже когда понимает, что ему говорят. А уж когда сам шеф путает слова, да еще сопровождает свою речь отборным матом и звериным голосом, управление машиной осуществляется исключительно с помощью ног.

Тогда я вмешивался и, как мог, помогал. Ведь я был в люке рядом.

В какой-то момент на южном берегу реки Ломба попали мы в артиллерийский мешок – четко пристрелянное место. Кругом взрывы, мечутся люди, техника. Даю команду развернуться и уйти в сторону, чтобы выйти из зоны обстрела. Во время совершения этого маневра мы подобрали на борт трех знакомых ангольских офицеров, которые метались между взрывами. Из зоны обстрела мы выскочили, но уходили по лесу и водитель все время маневрировал между деревьями, норовя каждый раз зацепиться то одним, то другим бортом. Направлять его действия было тяжело: вокруг взрывы, грохот, глаза у него квадратные. И вот когда мы уже фактически выскочили из зоны взрывов, водила, в очередной раз, не реагируя на управляющие воздействия, проехал впритык к толстой наклонной ветке огромного дерева, и наш десант буквально смело с брони. Я сразу дал команду остановиться, чтобы снова загрузить этих офицеров на броню – они к тому времени валялись на земле, орали и корчились от боли. Особенно пострадал один из них – его буквально прокрутило по броне. Он вообще не мог двигаться. Я предположил, что повреждены кости таза, но какую тут окажешь помощь! Отвезли подальше от зоны обстрела, а дальше его потащили два других офицера. Бить бойца за это не стали, но не то что за руль, а даже внутрь бэтээра больше не пускали. Как же я обрадовался, когда в конце 1988 года снова увидел этого покалеченного офицера – в воротах на футбольном матче между бригадами. Это было уже почти мирное время.

Конечно, и в моей личной практике преодоления языкового барьера не обошлось без привлечения ненормативной лексики. Но я никогда этим не злоупотреблял. А вот мой товарищ Калмыков Николай по этой части был большой мастер. Надо сказать, ругался он на чистом украинском языке. В принципе его ругань мало отличалась от русской, но все же звучала по-особому. Мой помощник Батишта (он был и повар, и начальник охраны, и уборщик, и еще много, чего) перенял у Николая эту манеру и частенько употреблял разные его обороты, причем четко понимая, что говорит. В Куито-Куанавале домики размещались вдоль центральной дороги, по которой шло движение в сторону моста через реку Куито и обратно. Домик моей группы стоял по соседству с домиком ангольского руководства группировки войск в районе Куито-Куанавале. И вот картина: Батишта стоит посреди нашего просторного, прекрасно ухоженного двора (Помощник Шефа), а из проезжающей машины, кузов которой полон стоящих солдат, кто-то из его знакомых кричит, что-то оскорбительное. Типа, все шестеришь, Батишта? Далее следует громкий, во всю глотку, ответ на чистом украинском языке: «Пишов ты на х…!» Стоящие во дворе ангольского штаба высокопоставленные офицеры, которые практически все поняли, о чем шла речь, как на большом теннисе повернули в нашу сторону головы, и я даже заволновался, как бы ни было дурных последствий для этого в целом прекрасного парня.

А когда мне внезапно разрешили окончательный отлет на вертолете в Менонге, и на сборы оставалось буквально несколько десятков минут, Батишта со слезами на глазах помогал мне собираться, бегал по двору и повторял только: «Е… твою мать! Е… твою мать!» Так было.

И вот, не так давно, на одной международной конференции производителей смазочных материалов встречается мне бразильский бизнесмен Отто Рур. Родившись еще в Австро-Венгрии, он прекрасно владеет родными мадьярским и немецким, а вдобавок еще английским и конечно португальским. Переводчики у нас были только с английским и немецким, и те нарасхват. Как же был приятно удивлен Отто, когда встречающий его представитель местной стороны, на «чистом» португальском поприветствовал его: «Бо тардэ! Ком ишта? Кому саудэ, овида?» (Что это такое?). К тому же дело было в жаркую погоду, и пригодилось когда-то заученное: «Оджь фейз муйту калор» (сегодня очень жарко).  Далее я покопался в памяти и без всяких падежей и склонений сказал, что прошло уже 20 лет и я «туду эшкесар» (Переводчики, не смейтесь! Я хотел объяснить собеседнику, что все забыл.) Ну, а затем уже мы общались с помощью переводчика. Хотя, нет-нет, да и вставлял я что-то родное и близкое сердцу. Сегодня во время редких, к большому сожалению, встреч с боевыми друзьями мы всегда пытаемся сказать друг-друго что-то по-португальски. Ате логу!