2011 год

Ушел из жизни ветеран Анголы

Владимир Николаевич КАЗИМИРОВ

(1929 - 2024)

19 апреля 2024 года после продолжительной болезни скончался наш товарищ, Член Союза ветеранов Анголы, Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Народной республике Ангола (3.09.87 - 10.10.90) Казимиров Владимир Николаевич (род. 1929). Совет Союза ветеранов Анголы выражает глубокие соболезнования родным и близким Владимира Николаевича.

СКОРБИМ

Церемония прощания с Владимиром Николаевичем Казимировым состоится 24 апреля в 13.00 в Прощальном зале Троекуровского кладбища.

Архив гостевой

2011 год

2011 год

<< 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 >>

[05.11.2011 17:45:43] Жуклин Сергей
Сергею В.
Gap широкий. Несмотря, на это, с удовольствием прочитаю ваши послания и, по-возможности, дам свом комментрии....

[05.11.2011 17:37:04] Жуклин Сергей
Сергею В.
"подобных встреч больше нет и, видимо, уже не будет ... " Так понимаю, gap растет ????

[05.11.2011 17:24:18] Сергей В
Сергею Жуклину
Ну, таких ребят - ярких, талантливых и замечательных - было немало. И не только в Анголе, я говорю об этом без капли иронии. Я, в частности, благодарен советской власти и той армии, что ее защищала за то, что они дали мне возможность встретиться с поистине замечательными, удивительными людьми. Прошли годы, многое произошло (но не изменилось, по Жванецкому), а подобных встреч больше нет и, видимо, уже не будет. Об этом остается только жалеть, но как пел Вертинский "Мой друг дорогой, мы жили тогда не планете иной". С уважением...

[05.11.2011 17:06:56] Жуклин Сергей
Сергею В.
Очень интересная тема. Весьма интересно изложено. С нетерпением жду от вас не менее интересный рассказ о каком-либо человеке в анголе, который не дал вам повод для раздражения. Давайте, замполитов СССР выведем из списка .... На памяти, позитив у вас есть ?

[05.11.2011 16:05:08] Жуклин Сергей
С праздником военной разведки !

[05.11.2011 14:04:32] Сергей В

В день военной разведки, который я в силу своей косвенной корпоративной принадлежности, отмечал в Анголе два года подряд в потрясающем коллективе, хочу, тем не менее, поведать, как и обещал раньше, историю про своего первого замполита. Потому что это все равно, как первая любовь, вся разница лишь в том, что от этого не получаешь никакого удовольствия. Подполковник Василий Кириллович Синепукало обладал рядом замечательных качеств: он горячо и преданно любил советскую власть, был вопиюще необразован, патологически завистлив и стремился к личному обогащению неправедными способами. В Анголе он был ранен, но не в бою, как некоторые, а при попытке кражи колониального имущества, когда, забравшись на стремянку, хотел снять в бывшем офицерском клубе вентилятор с лампочками на лопастях. Фокус заключался в том, что в клубе были навесные потолки, явление на родине замполита довольно редкое, и не найдя креплений снаружи, Василий Кириллович, решил залезть, отогнув одну панель, в пустую полость, где успел отсоединить разводным ключом гайки и даже перекусить провод, после чего перлитовые плиты под его тяжестью, прогнувшись, треснули, и он полетел вниз. Если бы замполит не продолжал при этом удерживать руками, как ценный трофей, вентилятор, то падение, быть может, стало не столь болезненным, а так он рухнул на пол, повалив на себя стремянку, да ещё разбив лицом стеклянные лампочки. Дело было далеко за городом, истекавший кровью Василий Кириллович еле добрался на машине до поселка кубинских строителей, где местный фельдшер, налив ему для анестезии полный стакан рому, наложил, как мог, швы, довольно грубо, завязав кончик нитки бантиком. В таком виде, с узелком над бровью, он появился в нашей миссии, сказав, что покалечился, поскользнувшись у реки о камень, когда мыл на берегу машину. Никаких камней там и в помине не было, а был один песок; собственно, и машину-то Синепукало никогда сам не мыл, а доверял это дело мне, но отмазка оказалась удачной, хотя кое-кто полагал, что замполит повредился, сорвавшись с крутого берега, когда наблюдал оттуда за голыми бабами. Тогда я впервые задумался о выборочном характере дисциплинарных наказаний в нашем обществе, поскольку, явись я с такой рожей, да еще и с опозданием на доклад к старшему группы, тот наверняка устроил по моему поводу какое-нибудь расследование, партийное аутодафе наряду с публичной поркой, что он так любил.
Мои отношения с Василием Кирилловичем были довольно сложными. В самом начале, когда я только прибыл в бригаду, он относился ко мне с едва скрываемым пренебрежением, но при этом не переставал учить службе, я бы сказал больше - жизни, используя для этого необыкновенный запас армейского фольклора, скабрезных анекдотов и общевойсковых баек. За что, кстати, я ему до сих пор благодарен. Потому что никогда после я ничего подобного ни от кого больше не слышал. Но шло время, и он постепенно стал проникаться ко мне чувством, похожим на уважение, оттого, видимо, что мне все чаще приходилось объяснять суть совершенно непостижимых для него вещей и явлений, таких, в частности, как стереомагнитофон, трайбализм и конвертируемая валюта. Всего этого и много другого Синепукало, закончивший трехгодичное пехотное училище и курсы киномехаников и клубных работников, не знал. Особенно волновала его ситуация, при которой зарплата замполита в Анголе зависела от колебаний курса доллара. Получалась какая-то несуразица, и как-то раз я, непрерывно читавший португальские и французские журналы, кипами скапливавшиеся в политуправлении, и кое-что уже начинавший понимать, поведал ему по пьяному делу, что президент Рейган намеренно взвинчивает процентные ставки, чтобы мотивировать тем самым советских офицеров, косвенно отстаивающих на территории НРА интересы крупных международных корпораций, напомнив заодно о том, кто добывает всю ангольскую нефть. Не сказать, чтобы он мне полностью тогда поверил, но предупредил, что обязательно проверит достоверность такой информации у своего начальства в Луанде. Но я так понял, что делать этого не стал, потому что у него было много других дел, например, составление планов политработы на месяц, квартал и полгода, которые, как я вскоре понял, он бесстыдно сдувал с тех, что писал под копирку в СССР, заменяя лишь КПСС на МПЛА, Ленина на Агоштиньо Нето и Брежнева на Сантуша. При этом выпадали коллективные просмотры программ «Время» и «Служу Советскому Союзу», но неизменными оставались такие мероприятия, как посещение военнослужащими мест боевой и революционной славы, музеев, а также встречи с ударниками производства и передовиками сельского хозяйства (я не шучу). Будучи добросовестным офицером, я всю эту лабуду почти дословно переводил, пока однажды не прочел в одной из его директив про то, что в каждой роте необходимо иметь штатного массовика-затейника. Строго говоря, в нашей укомплектованной сплошь деклассированным элементом бригаде, таким мог стать каждый второй, включая начальника политотдела, косившего на один глаз и оттого бившего свою машину всегда левым крылом, однако в чисто лингвистическом плане задача казалась мне трудно разрешимой. Проще говоря, я не знал, как это перевести. Слово «массовик» в словаре значилось лишь как «организатор», без интегрального компонента «затейник», следовательно, надо было подобрать ему адекватную замену. В таких случаях я обращался обычно за помощью к штабному писарю мулату Жоржу Кинтейру, о котором стоит в этом смысле рассказать отдельно. У этого парня была почти бабелевская кличка «три побега», обусловленная тем, что именно столько раз он дезертировал из воинской части, и столько же раз его ловили. Надо сказать, что бежали у нас, как и повсюду в Анголе, часто. Другое дело, что далеко не всех ловили. Искали же его с особым рвением, порой привлекая в этих целях военную полицию и силы госбезопасности, исключительно потому, что он был единственным человеком в нашей бригаде, умевшим грамотно говорить на португальском языке и пользоваться печатной машинкой «Оливетти». И, в общем, в его трагическом отсутствии часть не то чтобы полностью теряла боеспособность, но становилась как бы безотчетной, лишаясь документооборота. Однажды, после того, как его в очередной раз вернули к нам под конвоем, советник начальника штаба, Александр Павлович, довольно пожилой уже человек, более других заинтересованный в силу выполнения служебных обязанностей в поддержании регулярной отчетности, решил провести с ним с моей помощью воспитательную беседу. Зайдя к нам в кабинет, он сел напротив Жоржа, угостил его сигаретой и поинтересовался с сочувствием в голосе, куда же он все время бежит, добавив, что как говорят на его, подполковника, родине, «там хорошо, где нас нет». Писарь на минуту задумался и выразился в том смысле, что он, мол, как раз туда и бежит, «где ВАС нет», сделав эмфатическое ударение на предпоследнем слове. Такой ответ Александра Павловича обескуражил и больше он в душу к Жоржу со своими расспросами не лез. Драматизм и безысходность ситуации заключались в том, что бежать ему было на самом деле некуда. После войны Кинтейру остался без дома и семьи; кроме того, не будучи вполне черным, он не мог рассчитывать на теплое гостеприимство в соседнем Заире, а, не являясь белым, Жорж не мог и помыслить, чтобы свалить в Намибию, до которой пилить из наших краев предстояло еще дольше. От всего этого у него выработалось абсолютное неприятие марксистко-ленинских ценностей наряду с мрачным скепсисом в отношении людей, прибывших в Анголу выполнять международный долг. Странное дело, но общаясь с ним (а Жорж был довольно образованным паренем), я невольно вспоминал прочитанные в детстве в огромном количестве научно-фантастические романы, в особенности, те эпизоды, когда происходили контакты представителей двух цивилизаций. Мы без труда находили с ним общий язык, но пришли – это было очевидно – из совершенно разных миров: в одном пиво становилось тем холоднее, чем становился горячее воздух, в другом – наоборот, пока не исчезало из магазинов вовсе. В этом заключалась парадигматическая разница. Ещё он то и дело спрашивал меня, смотрел ли я, допустим, «Герои Келли» или «Барбареллу», а, получив отрицательный ответ, замолкал и лишь участливо кивал головой, как бы давая тем самым понять: мол, оно и понятно, откуда на родине Октября такое кино! Так или иначе, но вскоре мы с ним подружились, я иногда его подкармливал, дарил сигареты, он отвечал мне взаимностью – учил языку и, главное, с его помощью я смог, наконец, освоить печатную машинку «Оливетти» почти в совершенстве. Услышав выражение «массовик-затейник», вернее его расшифровку, Жорж, не сомневаясь, сказал, что по-португальски это звучит как «Палясу», то есть, клоун, отчего, вконец отчаявшись, я отправился за консультацией к Василию Кирилловичу. Синепукало нетерпеливо меня выслушал и велел, чтобы я не морочил впредь такой ерундой ему голову, не отклонялся от предмета и переводил дословно, всё как есть, а он, вдобавок, посчитает потом для верности все слова и абзацы. «Чему вас, дураков, только в институте учат», - заметил он беззлобно, но с досадой в голосе. Так, благодаря моим лингвистически изыскам, командование бригады освоило и полюбило слово «культуртрегер», мало кому до этого знакомое, но всем вскоре понравившееся и несшее, на их взгляд, некую особую эстетическую, если не сказать - метафизическую окраску.
Апофеозом деятельности замполита стало принятие присяги личным составом бригады (juramento de bandeira). Тут надо справедливости ради пояснить, что народ в нашей части служил, в основном, отпетый – не то, чтобы сплошь мазурики и блатные, но что-то вроде того: маргинальные слои населения (люмпены мо Марксу), среди которых было немало психов. Даром, что после победы народной революции распахнулись двери тюрем и лечебниц для душевно больных. И если про калек я, по указанию нашего специалиста из оргмоботдела, дословно переводил, что «лица, не имеющие ту или иную конечность или орган, должны предъявить, явившись на медицинскую комиссию, справку, подтверждающую отсутствие соответствующей конечности или органа», то добиться в те годы в Анголе подобного документа от сумасшедшего было, согласитесь, довольно трудно. Призывали их хорошо известным и давно отработанным способом путем облав, проводившихся обычно возле кинотеатров и злачных мест силами военной полиции, ночью под вой сирен, яркий свет фар и лай немецких овчарок. С собаками, впрочем, вышла довольно грустная история. Их привезли в наш округ специально для нужд пограничников, о существовании которых можно было лишь догадываться или судить по схеме организационной структуры, довольно эфемерной. Кто-то, видимо, немцам сказал, что они есть, или те были в этом убеждены, насмотревшись за много лет на свою Берлинскую стену. На самом деле все обстояло иначе – граница с сопредельным государством оставалась бесхозной, её переходили, кто хотел, но, главным образом, в одном направлении; как выразился писарь Жорж Кинтейру - на нашу сторону перейдёт только умалишенный. В связи с таким недоразумением овчарки какое-то время жили в вольерах в штаб-квартире военной полиции на окраине города, где сильно голодали: их мясо съедал личный состав, и в этом смысле они (не полицейские) стойко переносили все тяготы и лишения военной службы, отчего жутко по ночам выли, пока не сдохли все по очереди в страшных страданиях, от голода и болезней. Этот предсмертный собачий вой по ночам нагонял на меня страшную тоску и казался мне неким знамением тех зловещих событий, какие наступили в нашем городе и вокруг него намного позже. Нельзя при этом сказать, что облавы после этого стали проводиться гораздо реже и приобрели менее ожесточенный характер (во исполнение, надо думать, тех самых планов, о которых писал уважаемый Генрих Станиславович); они, правда, постепенно перемещались на т.н. «освобожденные территории» - туда, где нетронутую сельскую молодежь не успели мобилизовать раньше военкоматы противника. И, в общем, можно без труда представить, что это был за контингент. В выходные дни парни из моей бригады валили валом в блядоход, каждый тащил на голове украденный из казармы матрац - я так до конца и не понял, то ли как повод для знакомства с дамой (мол, отчего бы нам не прилечь, камарада), то ли в целях продажи – и, накурившись, вмазав для куражу кукурузного первача в сельском клубе, направлялись затем в гости к селянкам, где обязательно возникали на танцплощадке под радиолу страшные драки с применением подручных средств, реже – ручных гранат. Вижу, что отвлекся, настолько увлекала меня тема досуга военнослужащих, так сказать, культурологическая составляющая войны, о чем я мог бы говорить еще долго, но возвращаясь к теме, скажу, что в какой-то момент выяснилось, что значительная их часть никогда не принимала присягу, что привело старшего нашей группы одновременно в ступор и изумление. Состоявшийся у него с командующим округа по этому поводу диалог я хорошо помню до сих пор. Старший принялся ему с жаром объяснять, что присяга – это юридическая процедура, что военнослужащий, её не принявший, не имеет право носить оружие и что если он, примитивно выражаясь, кого-то при этом укокошит, то будет считаться уголовным преступником, а никак не солдатом – славным защитником родины. - «А что насчет обратной силы?», - спросил его Матуш, дымя гаванской сигарой. – «В каком смысле», - переспросил мой полковник, не сильно разбиравшийся в правовых коллизиях. – «В том, что они за это время уже много кого замочили, мне это точно известно», - уточнил командующий. Из чего, собственно, оба заключили, что необходимо срочно организовать торжественное, показательное мероприятие в нашей бригаде для всех: тех, кого отловили лишь накануне и тех, кого поймали давно, и кто убивал других как бы по недоразумению и безнаказанно.
Праздник этот запомнился мне особенно ярко еще и потому, что утром, пребывая в состоянии тяжелого похмелья, я стянул со стола для особо почетных гостей (кубинцев, партийных чиновников и представителей общественности) бутылку виски, отчего все окружающее приобрело для меня в дальнейшем черты и оттенки, другим, более трезвым людям, едва ли доступные. Или, скажем так - воспринимаемые ими не более как эмпирическая реальность. Она же (реальность, но не вполне эмпирическая) сложилась в тот день таким образом, что после соблюдения всех торжественных формальностей, подготавливаемых Василий Кирилловичем в течение почти месяца с особой тщательностью и в лучших традициях советской общевойсковой показухи (типа побелка стен, бордюров и перевоз помойки самосвалами с одного места на другое, менее заметное), началась ни с чем не сравнимая ангольская буффонада в эстетике сюра, столь мною любимого. Перехожу к сути. Итак, в самый ответственный момент, когда на трибуне уже собрались гости, а личный состав закончил построение на плацу, и командир бригады приготовился отдать приказ на принятие присяги, откуда-то из лесу появился здоровенный, совершенно голый негрила, пробежал через весь плац и перешел, как положено по уставу, на четкий строевой шаг – его внушительного размера, рельефные гениталии раскачивались в такт шагу, на лиловом теле играло и переливалось солнце, – остановившись и приложив к голове руку, не доходя приблизительно метра до воинского начальника. Самое замечательное заключалось в том, что командир бригады, - хотя и одетый по всей форме - тоже отдал честь, после чего между ними завязался некий диалог, существо которого я, стоя на трибуне, не слышал, но клянусь, был бы готов отдать многое, лишь бы узнать его содержание. - «Ну, вот и он, - прошептал я замполиту на ухо, - сам пришел». – «Кто?», - прошипел Синепукало в ужасе. – «Как кто, - ответил я, - массовик затейник». Закончить спор мы так и не смогли, так как вслед за этим старший взвизгнул: «Это провокация!» (выходя из себя, он обычно переходил на фальцет, почти как Оззи Осборн), но крик этот утонул в реве радости и восторга, охвативших представителей Организации ангольских женщин, многие из которых восприняли все происходящее как некое шоу или часть заранее запланированного действа. Кое-кто даже принялся аплодировать. Однако же сценарий «the show must go on» так и не состоялся, несколько дюжих солдат выбежали по приказу командующего из строя, схватили нарушителя за руки – за ноги, тот ужасно сопротивлялся, и поволокли на гауптвахту, находившуюся рядом со штабом. Поскольку же помещение тюряги было старым и ветхим, а парень, по всему видать, был здоровым и упертым, то вся последующая часть мероприятия прошла как-то скомкано – он все время бился головой и телом в дверь и периодически орал: «Vou fazer fogo», наверное, был пироманом.
Развязка этой истории оказалась, как, впрочем, и её начало, несколько неожиданной. Вечером следующего дня, когда мы с замполитом сели в машину, чтобы покинуть бригаду, а рядом проходили строем в столовую на ужин солдаты, певшие «Quero, quero ser soldado», замполит, вдруг вскрикнув: «Да это же он! Массовик!», открыл дверь и схватил за шиворот, вытаскивая из шеренги, вчерашнего героя, одетого, как ни странно, в новенькую камуфлированную форму. – «Надо, Сергей, его допросить, выведать, кто подослал», - сказал Василий Кириллович, указывая ему на место рядом со мной на заднем сиденье. Когда тот уселся, в машине резко запахло потом, перегаром и чем-то еще, затхлым и перепревшим, отчего меня сразу немного замутило. – «Может, в другой раз», - предложил я. – «Нет, сейчас, - гаркнул замполит, а, повернувшись к нему лицом, спросил задушевным голосом, - скажи, хлопчик, откуда родом будешь?». Зря он задал этот вопрос, а я напрасно перевел. Солдат кивнул головой, сказал: «Sou dе longe» (вроде как издалека), после чего резко выкинул вперед руку, чтобы показать откуда именно, но потом, видимо, передумал и сильно схватил Синепукалу грязными пальцами за нос. Сейчас, спустя годы, я не помню, как долго они так сидели – один в полном оцепенении от случившегося, другой, тоже молча, не отпуская его носа, - но, по-моему, недолго, так как вслед за этим Василий Кириллович, заорав на всю бригаду: «Сука!», вырвался и стал хвататься за кобуру, чем привёл черного хлопчика в страх и трепет, отчего тот тут же смылся – куда и как я даже не заметил. Вскоре Василий Кириллович, получил, несмотря на пробелы в образовании, звание полковника, стал важным, солидным и даже надменным, - я по молодости и неопытности размышлял, откуда что берется, - и история эта забылась, но не исчез из моей памяти образ обнаженного негра, шагающего строевым шагом по плацу, словно это не живой человек, а метафора национального гротеска, ни с чем не сравнимой ангольской небывальщины.

[05.11.2011 12:34:16] Сергей Кононов
С Днем военной разведки!

[05.11.2011 09:10:33] Дмитрий
Всех причастных с Днем войсковой разведки! Здоровья! Удачи!

[04.11.2011 19:19:29] Дмитрий
Молодец, Сергей Анатольевич! Комментарий к статье: http://nvo.ng.ru/wars/2011-10-28/1_africa.html Очень важный вопрос. Подписываюсь под каждым твоим словом. Сам ходил по челябинским военкоматам и "кабинетам", и только и требуют от тебя: "Докажи, что ты не верблюд". Куда они все документы из личных дел в военкомате девают? По нескольку раз одни и те же копии справок им приносишь. В подъезде сосед живет 1985-1986 был в автобате в Эфиопии. Ничего никому не может доказать. Просто плюнул на это. Я его понимаю. Бабушкин Дмитрий.

[04.11.2011 13:33:06] Сергей Некрасов
Сергею Коломнину
Спасибо Сергей Анатольевич за поднятую в очередной раз в печати злободневную тему нашего современного статуса. Под лежачий камень вода не течёт, как известно, а благодаря вашим стараниям, хочется надеяться на некоторые подвижки в этом отношении:
http://nvo.ng.ru/wars/2011-10-28/1_africa.html

[04.11.2011 09:46:30] игнатович игорь
сергею кононову
500 - не предел! Держать!

[03.11.2011 23:13:01] Максим Гладков
Не спится. Заинтересовала личность дамы, ставшей сегодня нашим заочным оппонентом. Той самой, что "позаимствовала" наши материалы для своей страницы "Angola Terra Nossa". Рожерия Жиллеманш (фамилия, скорее всего, не португальская, а англо-саксонская), португалка, родившаяся в Анголе и вынужденная бежать оттуда с семьей после революции 1974 года. Живет в Нидерландах. Судя по всему, яростная сторонница старой салазаровской идеологии, так что "Революция гвоздик" ненавистна ей не меньше, чем наше присутствие в Анголе. Что ж, имеет право. В конце концов, так она была воспитана с детства. Пишет стихи - автор сборника "Longe e a Lua" (Луна там, вдали). Возможно, даже талантливые. Но брать чужое без спросу все равно нехорошо!

МГ

[03.11.2011 22:21:02] Максим Гладков
Сергею Кононову-

Только что осенило! СВА в географии и макроэкономике - Северо-восточная Азия или North-East Asia (NEA). Вот машинка и перевела ( с кем-то я недавно обсуждал на сайте тему машинного перевода). Так что для тех, кто будет читать тот сайт на иностранных языках (я так понимаю, первичный перевод был сделан автоматом на английский и уж потом вручную на португальский) Вы так навсегда и останетесь загадочным "членом Северо-восточной Азии")))))))))))))))

МГ

[03.11.2011 21:51:49] Максим Гладков
Сергею Кононову-

Сергей, похоже, там половина текста, жертва машинного перевода гугловским движком. Я только что провел эксперимент, тем же движком "перевел" это все на русский и, вместо NEA, получил СВА! Так что Вы - член СВА, как, впрочем, и некоторые другие "неоколониалисты", например, Елеференко))) По-моему, не очень обидно) А вот португалоязычные читатели пусть теперь голову ломают, что такое NEA)))))))

МГ

[03.11.2011 21:42:29] Максим Гладков
Сергею Кононову-

Сергей, во-первых, доброго и крепкого Вам здоровья! Такого, чтобы не ограничиваться 500 прыжков! Поправляйтесь скорее и при первой возможности к нам, а 16-го мы за это отдельный тост поднимем!

Во-вторых, книжку уже давно заказал на "Озоне" и прочитал с большим интересом! Больше всего мне понравилось, что написана она на местном материале и с опорой на местные архивы. А на местах, как известно, порой такого найти можно, что любой центральный архив позавидует. Увы, до отца своего я ее еще не донес. Вернее донес, только у него последнее время тоже здоровье отнимает массу времени и сил. Но он сражается и, надеюсь, небезуспешно. Так что все впереди!

Что такое NEA, не знаю - попробую выяснить. Если получится, отчитаюсь. А душок там очевидный - он следует из структуры страницы: справа старые колонизаторы, португальцы, добро, и тетушка-автор страницы, сидя на хостинге в Голландии, все это воспевает; справа - новые колонизаторы, мы, кубинцы и наши пособники МПЛА - идея стара, как Великие географические открытия. Такой писанины у меня дома целая полка. Поэтому я и сказал сразу, что заниматься идеологическим аспектом не буду, поскольку бессмысленно, а вот за бессовестное воровство материалов, защищенных авторским правом хотелось бы эту мадам притянуть к ответу. Первая попытка сделана, мяч на половине поля Гугла. Буду держать в курсе. А Вы себе голову не забивайте этой ерундой)) Выздоравливайте! Вы нам очень нужны!

С уважением!

МГ

[03.11.2011 20:10:01] Сергей Кононов
Коллеги, только что отправил регистрацию в форуме. \"Занят\" был - что-то здоровье клюнуло в темечку, вернее в брюхо, а еще вернее нездоровье. Так что реанимацию прошел, теперь дома, восстанавливаюсь. Думаю, что вывернусь, я еще 500 прыжков с парашютом не сделал, а только 302. Есть еще к чему стремиться....

По поводу текста на Angola Terra Nossa.
Там моих вроде три фотки.
А текстик-то явно антисоветский. Мы - оккупанты. Так что это позиция той стороны. Что ж, учтем.

Максиму Гладкову. Планировал в этом годе на 16 ноября вырваться в столицу, ан брюхо не пустило. Так что стопку подниму здесь. Больше одной стопки еще нельзя. Максим, на этом сайте я обозван член NEA. Это что такое - не понял.
Всем привет и удачи.
Кстати, Максим, а книжку-то мою не пролистывал, таки?

[03.11.2011 16:31:55] Дмитрий
По поводу сайта: Angola Terra Nossa.
Взяли все фотки и материалы с нашего сайтй (своровали), перевод неточный, факты передернули. И, как всегда, большой любитель \"демократии\" и \"прав человека\" из Лондона. Они там все собираются, типа Ахмеда Закаева (храбрые семеро на одного, да пацанам головы топором отрубать на камеру). Вобщем, ничего интересного. Помянем бывшего начальника кафедры романских языков, участника ВОВ Мельцева Ивана Фроловича. сегодня были похороны. Светлая память.

[03.11.2011 14:25:08] Маляренко Александр
Про рассказ Сергея Жуклина
Очень интересно, но написано в стиле американских фильмов, передач Дискавери или романов типа \"Аєропорт\" Хейли: основное повествование постоянно прерывается отвлечениями на самом интересном месте.

[03.11.2011 14:04:10] Максим Гладков
Участникам Дискуссионного клуба и желающим стать участниками-

Проверьте, пожалуйста, свои учетные записи. Сегодня я активировал несколько записей - это записи ветеранов, с которыми у меня есть обратная связь. Если ваша запись не активирована, это означает, что у меня отсутствует информация о вас. К сожалению, мы не можем регистрировать участников только по имени и даже по имени и фамилии, если они не знакомы администратору. Чтобы ваша запись была активирована, пришлите, пожалуйста информацию о себе мне по электронной почте maximgladkov@hotmail.com, желательно, с указанием телефона для обратной связи. Таковы правила Клуба.

С уважением!

МГ

[03.11.2011 13:35:14] Максим Гладков
Павлу Золотареву, всем-

Вот какой ответ получен мной от соответствующей службы Google:

Здравствуйте!

Благодарим, что обратились к нам!

Мы получили Ваше заявление. Мы ежедневно получаем множество подобных уведомлений. Ваше сообщение уже помещено в очередь, и мы рассмотрим его при первой же возможности.

Обратите внимание, что в связи с большим количеством запросов мы сможем ответить Вам только в том случае, если сочтем Ваш запрос обоснованной жалобой, требующей принятия мер. В нашем сообщении могут содержаться вопросы или просьбы о разъяснении. Дополнительные сведения об Условиях использования Google можно узнать по адресу http://www.google.ru/accounts/TOS.

Заранее благодарим за терпение.

С наилучшими пожеланиями,
команда Google

[03.11.2011 13:22:11] Максим Гладков
Сергею Жуклину!

Отличные воспоминания! Спасибо! Если не возражаете, я помещу их в тематический раздел "Как мы летали в Анголе" проекта "Вспомнить все!"

МГ

[03.11.2011 13:09:49] Максим Гладков
Павлу Золотореву-

Павел, большое спасибо за предоставленную своевременно информацию! Не откладывая дело в долгий ящик, я подал официальную жалобу в компанию Google, которой принадлежит платформа Blogger, на базе которой, собственно, и существует указанный Вами ресурс. Жалоба принята, посмотрим, как они отреагируют. Проблема в том, что по каждой фотографии или документу по их правилам надо жаловаться отдельно. А мадам-автор ресурса натырила их аж 122 штуку. Потребовалось часа два, чтобы перенести в электронный бланк все юэрэлки, и у меня нет стопроцентной уверенности, что я нигде ничего не напутал. Google обязан теперь прислать подтверждение - посмотрим, что они напишут. Я буду держать всех в курсе того, как идет разбирательство. Сразу оговорюсь, идейный аспект, которым руководствовалась автор пиратского ресурса, обвиняющая нас и кубинцев в неоколониализме, я оставлю в стороне. В данном случае я занимаюсь исключительно защитой наших авторских прав.

С уважением!

МГ

[03.11.2011 11:15:04] Павел Золотарев
И, собственно - ссылка - http://angolaterranossa.blogspot.com/2010/12/estas-sao-as-divisas-e-os-galardoes-aos.html

[03.11.2011 11:13:58] Павел Золотарев
Доброго всем дня! Тут мне товарищ - Василенко Тарас прислал ссылочку на ангольский (?) сайт. Ссылка любопытная. Но хочется поднять вопрос насчет копирайта - там используются материалы нашего сайта без указания источника. Может быть, кто-нибудь займется?

[03.11.2011 01:31:07] Жуклин Сергей
Ну, вот, МАК (Межгосударственный Авиационный Комитет) и пришел к единому знаменателю по поводу причин авиакатастрофы ЯК-42 № RA-42434 с командой Локомотив.
Много было версий: начиная от неправильной центровки САХ и, как результат, излишнее давление на переднюю стойку: переднее шасси “лениво” отрывается от полосы, самоустраненности командира (резкое недомогание) от участия в процессе взлета до несогласованности действий экипажа и другие. Да все об этом можно читать на forumavia.ru.
Следы торможения колес шасси на полосе, видимо, вывели МАК на определенные размышления, которые, в конечном итоге, путем моделирования, расчетов и практической проверки, все же привели расследование к мнению, что был факт задействования педалей гидравлического торможения колес шасси.

Как-то, давно уже хотел рассказать про случай в Анголе, который произошел с нашим экипажем АН-12 бортовой номер 12166 в начале 1987 года.

Фото экипажа можно посмотреть на http://angola.ucoz.ru/photo/67-0-1168
Слева на право: техник по АДО, радист, стрелок-наблюдатель (в самом хвосту самолета обитает бедолага), я – бортпереводчик, командир корабля (левый летчик), борт-инженер, штурман. На цинке с патронами для оружия экипажа сидит правый летчик. Не факт, что экипаж тогда доложил руководству о произошедшей внештатной ситуации. Думаю, время прошло достаточно и можно рассказать.

Так вот, дело было так: Обратный рейс Менонге-Луанда. Приняли на борт пассажиров – 5 или шесть (уже не помню точно) кубинцев-офицеров. Их, конечно, не разоружали, на борту, как было бы, если пассажиры были ФАПЛА: (тогда строго: все оружие отбирается и складируется за креслом левого летчика-командира, ближе к нашему арсеналу: шесть Макаровых, три АКМ и цинк с патронами к ним). Кстати, были случаи, когда после прилета в Луанду, ангольцы напрочь забывали о своем штатном оружии, и приходилось мне их, счастливых, готовых по трапу рвануть вниз на землю столицы, окликать и намекать, что мол, ничего не забыли?… Как-то везли пассажиром высокопоставленную шишку ФАПЛА. А в грузовом отсеке его (?) два красивых Мерседеса. А может и не его Мерседесы, а более высокой шишки, которая прилетит на ТУ-134 (президентский самолет) или на ЯК-40 (министра Обороны) У него было четыре крупных ангольцев- охранников. На мой красноречивый жест , мол, типа пришло время волыны сдавать по очереди, те было заартачились сдавать мне свои Узи. Широкопонятный жест, направленный к выходу из борта был правильно понят их боссом. Оружие было сдано.

Здесь хочу пояснить, что это не было прихотью командира. Да, пассажиры и их перевозка была согласована с Советской Военной Миссией, да, пассажиры поднялись на борт. И тут они подпадают под юрисдикцию командира корабля. Кстати, в Анголе, он мог, а может быть и сейчас уполномочен по своему усмотрению и своей властью нейтрализовать (другими словами пристрелить) любого пассажира борта (в отдельных случаях и неадекватного члена экипажа), который своим неповиновением или действиями, может привести к непоправимым последствиям.

Была в Анголе внутренняя инструкция: при возникновении внештатной ситуации, при которой экипажу потребуется покинуть самолет во время полета (есть такой лючок на полу в кабине АН-12 под передвижным креслом борт-инженера (как раз между левым и правым летчиком). Падать туда нужно головой вперед, так называемый “нырок”, держа руку на скобе выпуска парашюта). при возникновении паники среди пассажиров ФАПЛА гермокабины, которые своими действиями будут мешать покиданию самолета, пассажиры нейтрализуются. Вот, для исключения возможного огневого сопротивления, оружие у них и отбирается.

По этой же инструкции, если пассажирами являются советские советники, советские гражданские, или кубинцы (кубаши на сленге), оружие не изымается, парашюты члены экипажа не одевают, экипаж борт не покидает. Другими словами, если что - экипаж борется до конца.

А если везли боеприпасы, то: во-первых, не брали пассажиров, во-вторых, и парашютов
то не одевали – незачем - не успели бы.

Возвращаюсь к теме. Вот в Менонге пассажиры кубинцы поднялись на борт. Двери закрыты. Вызываю по рации Menonge Tower (вышку).

- Menonge, Aeroflot 166, destination Luanda, flight level 190, radial 040, request to start-up engines, over. (Менонге, Аэрофлот 166, назначением Луанда, запрашиваемый эшелон (полета) 190, радиал 040, прошу добро на запуск двигателей, прием.

Одновременно с моими запросами к вышке, борт-инженер, стоя перед самолетом с наушниками и связью, поднимает руку с двумя растопыренными пальцами – запущен второй двигатель, 3- третий двигатель. 1- запущен первый , 4 – запущен четвертый. Двигатели запущены.

Тут вот небольшое отступление, как правило, и, видимо, очень большое правило, на вышках никогда не было (кроме Луанды) англоязычных диспетчеров. На внебазовых аэродромах никогда не слышал диспетчера с португальским. (Вышки Уижи и Негажи вообще никогда не откликались на запросы хоть на английском или португальском). Тогда просто приходилось в эфир выдавать так называемый Traffic Information, в котором в эфир выдаешь свой эшелон, радиал для информации других бортов. Только и всегда, на вышке были наши друзья кубинцы. Одним словом, все только на испанском, в котором я был, мягко сказать, не был силен.

Понятно, что командир борта постоянно мог иметь связь через радиста борта с базой в Луанде, а те, в свою очередь, могли транслировать запросы другим нашим бортам, а в случае необходимости и соединять с Москвой. Кубинцы иногда выдавали на ломаном английском
- Cleared to land. (Мол, посадка разрешена). Когда на точку заходило несколько наших бортов, командиры бортов по своей частоте вели переговоры и решали все ситуации по подходам.

Португальский за год работы был более или менее освоен. Свою заключительную посадку в Луанде я произвел на португальском, хотя, сейчас я представляю, что было бы, если Контроль или Вышка отступили бы от общепринятой фразеологии (которая была у нас бортпереводчиков уже на слуху). Более 900 часов налета все-таки дает результат. Но, обошлось. Посадил свой борт благополучно.

Так вот, двигатели запущены, пошли руление, получили от кубинцев с Вышки разрешение на взлет. Разрешение было очень простое – Взлетайте, мол. Полоса свободна.

Тут, я немного отвлекусь на специфику взлета и особенно посадки. Как правило, наши борта ВТА в СССР не имели больших проблем с процедурой посадки на Родине. Как правило, борт садился в так называемом одиночестве – один или два самолета в день. В международном аэропорту Луанда ситуация была совсем другая. Тут и местные Боинги, ИЛ-62 из Гаваны (раз в неделю точно прилетали), вертолеты, малая авиация типа Цесна и Геркулесы-130. Когда первый раз Вышка подвесила заход нашего борта и направила в Зону ожидания (круги крутить) у командира было полное непонимание текущей ситуации.
По внутренней связи:
-Переводчик! Давай снижение запрашивай мать-твою … !

Пришлось командиру объяснить, что в данный момент под нами 300 метров ниже “круги крутит” местный Боинг с 180 пассажирами, ниже него пара Геркулесов и что, если будем просто снижаться, то “сядем” на борт, который ниже. Надо сказать, что командир правильно оценил обстановку – Это не на Сибирский Укурейский аэродром заходить… Больше проблем с требованием вот прямо сейчас снижаться никогда не было. Горючее в ущерб жизни мы не экономили. Вот опять было отступление.

Зачитали карту. Как правило, радист зачитывает карту по внутренней связи, и получает ответы то от штурмана, то от командира, то от инженера, а то и от стрелка-радиста (типа левая и правая полусфера свободны). А все это записывается на диски накопители черного ящика. Карта зачитывается ТРИЖДЫ перед рулением, перед исполнительным и перед взлетом. Карта, конечно не одна и та же, а касается разных проверок приборов и показаний.

Наконец на взлетной полосе после исполнительного.
Борт-инженер:
- внутренние (двигатели №2 и № 3) загружены…. Внешние (№1 и №4 )загружены, лампочки интерфлюгера горят. …..
Все члены экипажа в утвержденной последовательности сообщают командиру:
- К взлету готов
- К взлету готов
- К взлету готов
……….
Командир:
- Экипаж, взлетаем, фары включить. ….
Штурман:
- Скорость растет … 150, 180, 200, 210, 230, 250 (Скорость принятия решения (в этот момент командир может еще прервать взлет ..))
Командир:
- Взлетаем. Закрылки 35
- Фары выключить, убрать, закрылки импульсами убрать …
- Шасси убрать.
Борт-инженер:
- Шасси убраны, створки закрыты, кран нейтрально законтрен.
Штурман:
- в воздухе … 150, 310 (со скорости он переходит на озвучивание данных по высоте полета в метрах) …

Все! Мы взлетели с полосы в Менонге.

Тут небольшое отступление. Как правило, стандартным отходом после взлета является левый отворот от курса полосы. Не знаю, чем это обусловлено (даже может тем фактором, что при левом отходе (повороте) командиру корабля (левый летчик) было бы проще ориентироваться по визуальному контакту с землей матушкой.)

Вот так экипаж и планировал. Как вы знаете, и многие испытали на себе перегрузки, после взлета в Анголе борт уходит в крутой левый отворот самолета сразу после взлета. Принцип был: снижаемcя “свечкой” и, соответственно взлетаем “свечкой”

Взлетели, пора уже крутому виражу влево. Иначе там уже заканчивается зона обеспечения безопасности полетов. Другими словами, там может сидеть злобный унитовиц со стингером.

Чувствую замешательство экипажа. Хотят они отвернуть, но не могут.

Тут с вышки аэропорта через эфир начал быстро верещать кубинец мол типа …! … !… ! Я уж и так понял, что перелетаем мы за безопасную зону аэродрома. Ни черта не понял на его испанском, но по КРАЙНЕ озабоченной интонации кубинца понял, что мы делаем что-то не так и настолько не так, что сразу вспомнил то, что было в начале моей командировки.

Тут делаю отступление. Как только мы приехали в Анголу, примерно через месяца два на общем построении авиаотряда АН-12 в отеле Globo в торжественной обстановке нам озвучили аудио-запись последних минут переговоров экипажа 11747, который был подбит стингером в 1985 г.

До сих пор помню:
- Третий (или четвертый – не помню) двигатель горит…
- Включай пожаротушение ……
- Все очереди … (пожаротушения) ушли ….
- ……..
- Ребята ….!

Запись была короткая.
Меня тогда поразил именно этот последний возглас “Ребята !” (после уже не было живых звуков, только шумы. Видимо борт, после того как прогорело крыло, пошел хаотично кувыркаться). В этом возгласе было столько надежды и просьбы жить, что не могу словами описать.

Ну, так вот. Продолжаем мы это полет по прямой, а у меня всплыла эта запись годичной давности. Честно, говоря вспотел сразу.

Кубинец на вышке пуще прежнего вещает беспрерывно.

Я Командиру:
- Что делаем то ? Отворачивать нужно ….

Командир что-то прорычал и борт инженер соскочил со своего подвижного креслица и рысью к нам в гермокабину. Подставил себе табуреточку деревянную и в 4 приема лихо свинтил на потолке гермокабины пластину на потолке. Надо сказать, что винты крепления для мест, к которым нужен быстрый доступ в АН-12 рассчитаны на 180 градусный отверт. Поэтому доступ был быстро получен. Инженер там смотрел, а перебиты ли тросы или может быть шланги гидросистемы, которые мешают нам отвернуть с прямого курса.

Надеюсь, вы понимаете, что кубинцы и ваш покорный слуга смотрели с надеждой на инженера как на пророка Моисея. Убедившись, что шланги или тросы не провисают, инженер убежал дальше – в грузовой отсек и там тоже что-то еще вскрывал и проверял.
Пока инженер бегал, кабинный экипаж определил причину того, что АН-12 упорно отказывался отворачивать в лево.

Для отворота в лево – в право, экипаж должен НОГАМИ отработать нажатие соответствующих педалей (не тормозных!).

Штурвал – влево – самолет летит горизонтально, но с углом в лево. И наоборот.
Для отворота влево пилот должен нажать левой ногой на левую педаль. И наоборот.

Так вот. Все дело в подсветке. Ах, как красиво светятся приборы вечером во время возвращения в Луанду.
Приборы сами не светятся. Они лишь отражают направленный на них ультрафиолет (или что-то другое свечение), которое не видно человеческому глазу, но позволяет приборам, покрытым люминисфером отражать это свечение. Так вот, лампы (штук 5-6) освечивают эти приборы. Лампы эти имеют типа простых рефлекторов. Простые жестяные колпачки.

Именно такой простой колпачок, цена которому копейка слетел с лампы освещения приборной доски и случайно попал между педалью левого отворота и полом кабины. Педаль заклинило.

Колпачок удалили, борт отвернул влево (всего-то прошло по реальному времени секунд 90. ). Но в память этот случай прочно вошел.

<< 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 >>