Вспомнить все! Тема октября 2009: "Москва-400" Борис Харитонов

…Письмо для человека военного даже более важно, чем благодарность в приказе. Всегда письмо было дорого: долго хранилось, сто раз перечитывалось. Хранились письма в кубриках – в рундуках, на боевых постах – во всякого рода шкафчиках, ящиках с ЗИПом, в приборах, носились в карманах.

Даже если письмо было получено давно, и ты знал его наизусть, всё равно оно грело сердце и душу. Это был «кусочек» и большой, и малой Родины, послание от семьи или от друзей – а ведь все это было от нас очень и очень далеко. И иногда даже представлялось чем-то нереальным …

Примерно за сутки до прибытия БРК «Прозорливый» на рейд Конакри (Гвинея) командир лично объявил по трансляции, что можно писать письма домой с обратным адресом: Гвинейская Народная Революционная Республика, г. Конакри, Посольство СССР, Морфлот-66. Была середина октября 1979 года. Первоначально предполагалось что в этом районе мы будем нести боевую службу до начала следующего года…
За сутки не только почтовый ящик для писем возле Ленинской каюты был забит до отказа, но и в самой этой «каюте» ими были завалены все столы. В Конакри мы стояли на дальнем рейде. Все письма у нас забрал тральщик КСФ, который осуществлял связь с берегом.

Ответы на те, первые письма мы получали уже в Анголе – их переслали туда…

Так же срочно писали мы письма на подходе к Анголе. По окончанию швартовки в Луанде был объявлен новый адрес: Народная Республика Ангола, г. Луанда, Посольство СССР, Морфлот-66. Это был ноябрь 1979 г.

Тот же почтовый ящик. Затем письма отвозили в советское Посольство. С какой периодичностью – не помню уже, но не слишком часто.

Первую почту из Союза мы получили где-то к концу декабря 1979 года. Её привезли из Посольства на уазике, который подъехал и потом всегда подъезжал прямо к трапу. Также это было и на других советских кораблях.

Получал почту штатный почтальон – старший матрос Емельянов Сергей из Горьковской области. Он же заведовал Ленинской каютой и библиотекой, и выполнял функции киномеханика. Рассортировав почту, он выходил из Ленинской каюты, в которую обычно никого никогда не впускал (даже своих земляков), и раздавал посланцам боевых частей и служб газеты «Правда» и «Красная Звезда» – по нескольку на кубрик, и письма – кому сколько прислали.

Выглядело это так: Емельянов выкрикивал фамилии адресатов, и посланцы орали: «Давай сюда – это наш!» Потом они разносили письма по кубрикам и раздавали их адресатам. Если кого в тот момент не было на месте, клали ему в рундук или отдавали кому-то из сослуживцев со словами «передай братану». Если было достоверно известно, что письмо от девушки, в шутку заставляли сплясать – но это чисто символически.
Не было ни одного случая, чтобы письмо потерялось или не было передано. Относились к письмам бережно…

Кто-то читал письма сразу, тут же делясь новостями. Кто-то уходил в укромный уголок. Если изредка кому-то приходили фотографии – их смотрели многие: даже на незнакомые лица – всё-таки кусочек Родины…

Каждый такой момент переживался долго – люди делились впечатлениями, обсуждали новости …

Но повторюсь: почта приходила редко. Если вспомнить, наверное, не чаще, чем 3 раза в 2 месяца.

Газет было крайне мало, а те, что были, использовались в основном для технических целей – при посещении гальюна. А, извините, с чем ещё туда можно было ходить в 1979 году?

А поскольку газет было мало, за время боевой службы мы изорвали все корабельные журналы, в том числе: журналы обхода погребов с боезапасом, всевозможных инструктажей, политзанятий и пр. и пр. Лопухи на кораблях тогда почему-то не росли! Кстати, может, корабельные замполиты и снабженцы пояснят, почему не росли? Ауууууууууу!

О чём писали в письмах? И туда и оттуда? Мне лично письма приходили, если можно так выразиться, ровные и спокойные. Писали родители, бабушка, двоюродный брат Фёдор с Сахалина, одноклассник Сергей Сокол, который тогда служил на китайской границе – в Хасанском погранотряде.

Родители описывали сельское житьё-бытьё, передавали приветы от родственников, новости. Присылали вырезки из районной газеты – все о знакомых мне людях.
Сергей с границы писал о службе: что идёт она нормально, а новости в основном были об одноклассниках и, особенно, одноклассницах – молодые мы тогда были…

Брат Фёдор, отслужив на Тихоокеанском флоте, остался рыбаком на Сахалине, часто бывал в иностранных портах. И раз написал мне, что пару недель они находились в Японии… Не успел я толком прочитать это письмо, как меня вызвал капитан-лейтенант Шадаускас, оперуполномоченный особого отдела. Расспросил, каким образом Фёдор оказался в Японии, в каком качестве он там оказался и т.д. и т.п. Узнав, что родом мой брат из сибирского села, родители его – простые крестьяне, а сам он – рядовой рыбак, махнул рукой расстроено…

О чём писал я? О красоте Атлантики, о дельфинах и летающих рыбах, об океанских черепахах, о жаре несусветной. Ну и, конечно о том, что служба идёт нормально. Никаких подробностей – ни в Анголе, ни потом в СССР.

Удивительно, но основная масса друзей и знакомых, с которыми я вёл переписку до Анголы, вдруг перестала мне писать. Впоследствии выяснилось – они не поверили, что такой адрес может существовать, и что по нему можно отправлять письма, даже в обычном конверте без марки.

Где-то феврале-марте 1980 года мой сослуживец, с которым мы когда-то вместе пришли на корабль в одну БЧ, торпедист Эмильбек Кадыров (Киргизия, Ошская область, Узгенский район, Кызыл-Сенгир), получил письмо от младшего брата, который служил в рядах Советской Армии. Письмо было на киргизском языке, и к тому же написано было плохим почерком. А среди цензоров знатоков киргизского, скорее всего, не было. Потому-то письмо и дошло. Так вот, брат Эмильбека писал, что отправили их в Афганистан, по ночам он стоит на посту с автоматом, страшно, кругом скачут басмачи на конях, кричат и стреляют! И убили у них в роте уже несколько человек – перерезали им горло… Тут-то мы все и офонарели: «Какие…  басмачи!? Чего мелешь!?» - никто не поверил. Тогда…

Моему земляку алтайцу Сергею Беляеву, на гражданке профессиональному охотнику, пришло письмо от родителей. Они написали, что выслали ему бандероль. Никто не поверил. Да разве она дойдёт в наш адрес? Да и на почте не примут!
Не дождался Сергей этой бандероли в Анголе: переслали её потом оттуда на Гвинею. В начале лета 80 года получил он её на рейде Конакри. Нашего тральщика уже там не было, корабельный катер забирал почту в порту от работников Посольства.
Прислали Сергею пачек 20 сигарет «Алтай» – была такая сине-белая пачка с горой Белухой – оказалось очень кстати, хотя и удивило нас немало…

Из Анголы мы пошли не домой – на некоторое время зашли в Бенин, порт Котону, затем несколько месяцев несли боевую службу на участке от пересечения Гринвичского меридиана с экватором до траверзы Марокко. Несколько раз спускались южнее экватора, доходили до траверзы северной ангольской провинции Кабинда, но к берегу не подходили. Периодически возвращались на рейд Конакри, забирали почту – туда нам пересылали и письма, которые шли ещё на Анголу.
И даже, когда мы вернулись в СССР – нам еще некоторое время переслали на Лиепаю «африканские» письма…

Все письма, которые я писал из Анголы, мои родители сохранили. Все мои письма дошли до них, также как и их письма – ко мне. Единственное послание, которое я так и не получил – это телеграмма, в которой родители и младшая сестра поздравляли меня с 20-летием – в мае 1980 года. Её приняли на телеграфе в райцентре, «вытянула» она аж на 26 рублей! (1980 год, деревня!). Зато на память от нее осталась квитанция с гвинейским адресом…