Валерий Планов
Мало кто, отправляясь в Анголу, мог себе представить, что русский рыбак и там найдет место, где можно порыбачить и отвести душу. В первый год моего пребывания в Менонге, хоть и речка была недалеко, на рыбалку сходить не пришлось: не было ни лески, ни крючков. Да и начальство миссии запрещало выходить за пределы. К реке мы ходили в выходные дни полюбоваться красотами цветущих деревьев да поглазеть, как местные женщины стирают белье и купаются. Да еще искали места, где можно порыбачить. Вдоль реки было много затонов, которые во время сезона дождей соединялись рекой. Чтобы определить, есть рыба или нет, мы бросали корочки хлеба. Так и нашли «самое клевое» место. Только было непонятно, чем питалась рыба, когда протоки к затонам пересыхали. Ведь берега были каменными, да и дно тоже.
На второй год, после отпуска все мы уже везли из Союза крючки, блесну, леску.
На утреннюю рыбалку мы ходили в основном с Игорем Толстым. Иногда с нами срывались ребята из миссии. Как говорят, рыбак рыбака видит издалека. Главное принести и показать улов. Удочки вырезали на аэродроме метра по три, за неделю они на солнце высыхали и становились легкими. Пенопласта и свинца было предостаточно.
В выходные мы уходили на рыбалку еще затемно. Тащили удочки и другие не менее важные принадлежности – автоматы и пистолеты. С караулом договаривались еще с вечера, чтобы они нас пропустили. Ну а те, кто оставался в доме, знали, где нас искать, если что.
Первое время было жутковато бегать по ночному городу. Да и сидя на берегу при сильном шуршании травы у берега иногда хватались за оружие. Но чего не сделаешь ради удовольствия. Местные говорили, что на реке водятся крокодилы. Но я за все время не видел ни одного. Пробовали искать в земле червей, благо перед входом к дому мы разбили небольшой огородик, где сажали картошку. Но червей вообще не было. Так что ловили рыбу – подобие наших карасей – на хлеб, да и подкармливали хлебом. Клев почти всегда был отменным. С рассветом нас окружала толпа местных мальчишек. Они наблюдали за нашими действиями, и иногда им перепадал наш улов.
Однажды мы так же пришли на речку, а там уже стоят человек пять, и у всех подобие удочек. Только вместо лески нитка, крючок сделан из гвоздя. Мы таскаем рыбу, а у них – ничего. Одному очень любопытному рассказали и показали, как все это делается, дали леску, крючок, поплавок, и когда он поймал карася, радости у всех было выше крыши.
Иногда случались такие мощные поклевки, что при подсечке ломались удочки или рвалась леска 0,2 – не могли на удочку рыбу оторвать от дна. Тогда местные мальчишки говорили, что это, наверное, крокодил. Но мы-то понимали, что на хлеб крокодил вряд ли клюнет. Поэтому у братьев кубинцев мы нашли капроновые нити, привязали крючок-тройник и насадку-мясо (выпросили немного в столовой миссии). В воскресенье утром пришли, смотрим – на одной донке сильная натяжка; вытаскиваем – оказался сомик, килограмма на полтора-два. Тогда-то стало понятно, что в прошлый раз клевало так сильно.
То утро порадовало нас хорошим уловом, который мы обменяли на жидкий продукт у местного караула. Местные хоть и видели, как мы ставили донки, но никогда сами их не проверяли. Ждали, когда мы придем.
С бойцами ФАПЛА, работавшими на технике связи на аэродроме, мы иногда ездили купаться на водохранилище. Там я наблюдал, как начальство ФАПЛА ловило рыбу, глуша ее гранатами. Крупную местные военачальники забирали себе, а мелочь собирала детвора.
Увы, на охоте в Анголе мне побывать не пришлось, но частенько при движении на аэродром на прудах мы наблюдали большое количество уток. Местные их, судя по всему, не трогали, да и охотничьих ружей я ни у кого из них не видел. Правда, иногда около нашей миссии продавали шкуры диких животных.