Владимир Овсянников
В 1984-85 годы в Народной Республике Ангола была создана береговая система наблюдения (БСН) в составе радиотехнического батальона (РТБ) НВМФА. Береговые посты наблюдения были развернуты в районах крупных портов: Кабинда, Луанда, Порту-Амбоинь, Лобиту и Намиб. Они укомплектовывались передвижными радиолокационными станциями «Мыс» в комплекте с передвижным дизель-генератором АД-30 и радиостанциями, работающими в УКВ- и КВ-диапазонах.
Задача постов наблюдения заключалась в том, чтобы постоянно освещать надводную обстановку в зоне ответственности и доводить полученные данные до морского командования портов и штаба НВМФА в Луанде.
Для обучения ангольских специалистов и обеспечения постоянной боевой готовности технических средств береговых постов наблюдения БСН в штате группы советских военных советников и специалистов ВМФ состоял один офицер-специалист и три мичмана-инструктора радиотехнического батальона НВМА.
Работа постов наблюдения БСН обычно осуществлялась по такому графику: 9 часов работы технических средств в активном режиме, 6 часов перерыв. При необходимости по команде из органа управления технические средства постов наблюдения БСН переводились на круглосуточный режим работы.
В связи со значительной выработкой ресурса технических средств и недостаточным уровнем эксплуатационной и ремонтной подготовки личного состава РТБ специалисты группы ВМФ регулярно выезжали на береговые посты БСН с целью восстановления их боевой готовности.
Выезды советских советников и специалистов в командировки на посты БСН организовывались в основном с помощью ангольской стороны. Чтобы ввести в строй очередной пост БСН, каждый раз приходилось настаивать на такой командировке. Обычно на пост БСН направлялась группа из 2-3 советских специалистов и сопровождающего ангольского офицера. Сопровождающие офицеры обеспечивали размещение и питание на местах, а также доставку к месту расположения берегового поста наблюдения.
Отправляясь в Анголу, я взял с собой тестер, паяльник, кое-какой инструмент и справочники. Вся аппаратура была в экспортном исполнении с шильдиками на испанском языке. Техническая документация тоже была на испанском. В работе приходилось полагаться на электрические схемы и собственную память.
Мое знакомство с командованием РТБ прошло довольно гладко. Многие офицеры учились в Советском Союзе и хорошо говорили по-русски. Понравилось то, что на все вопросы они отвечали открыто, не скрывая недостатков. Операторы технических средств на постах БСН в основном справлялись со своими обязанностями, но что-либо настроить или отремонтировать самостоятельно не могли. Я спросил однажды заместителя командира батальона, почему он и его офицеры не ремонтируют технику сами. Тот в ответ объяснил, что, если он поедет в командировку и отремонтирует что-нибудь, ему просто скажут спасибо, а если не отремонтирует, то накажут.
В командировки из Луанды мы обычно вылетали на самолетах АН-12. Но приходилось летать и на Ил-76, и на вертолетах, и на самолетах местной авиакомпании ТААГ, и на Ан-24 ВВС Анголы. Добирались и на советских грузовых судах, и даже на рыболовных траулерах. Когда у Униты появились ПЗРК «Стингер», нашим АН-12 подняли потолок полета, и летать на них стало возможно только в гермокабине, что усложнило выезды в командировки. Возвращение из командировок в Луанду тоже было проблемой. Летали и с кубинскими летчиками, хотя это было запрещено, но свои проблемы приходилось решать на месте.
Командировки в Кабинду обычно были достаточно спокойными. Тамошний пост БСН располагался на холме, который возвышается над городом. В зону видимости РЛС попадали даже нефтяные платформы, располагавшиеся в море на расстоянии порядка 70-100 км.
Правда во время одного из наших выездов в Кабинду обстановка осложнилась. За день-два до нашего прибытия противник обстрелял из стрелкового оружия здание аэропорта. Ничего серьезного: несколько пулевых пробоин.
В назначенный день несколько пэвэошников и я с мичманом-специалистом по дизель-генераторам вылетели в Кабинду самолетом Ан-12. При посадке были соблюдены все меры безопасности. Аппарель стали опускать уже при торможении. Выгрузка груза и пассажиров осуществлялась без остановки. Приземлившись, самолет развернулся и сразу пошел готовиться к взлету. На развороте мы выбросили с аппарели на поле груз и выпрыгнули сами.
За пэвэошниками на летное поле приехал уазик, а нам пришлось идти до здания аэропорта пешком. Через некоторое время, за нами приехал офицер радиотехнического батальона. После недолгой беседы выяснилось, что ангольская сторона обеспечить жильем нас не может. А ведь следующий рейс нашего Ан-12 в Кабинду ожидался только через неделю! Ситуация требовала решения. Я предложил ангольцам отвезти нас в советскую миссию.
Следует отметить, что в командировки мы ездили по линии ангольской стороны и с группами советских специалистов в посещаемых городах обычно не взаимодействовали.
На входе в миссию дежурный с удивлением спросил, кто мы такие, и, узнав о моем желании поговорить со старшим группы, ушел докладывать. Вернувшись, он предложил оставить оружие и проводил меня на второй этаж, к старшему группы.
Войдя в кабинет, я представился, рассказал о проблемах с размещением и сложностях, связанных с возвращением в Луанду, и попросил приютить меня и мичмана в миссии на несколько дней. К моему удивлению реакция старшего была отрицательной. Он заявил, что его никто не предупреждал о нашем прибытии, и что вообще в миссии свободных мест нет, и предложил нам решать свои проблемы самостоятельно. Тогда я напомнил ему, что самолет на Луанду будет только через неделю, и попросил оказать нам содействие в получении у ангольцев палатки, пообещав разбить ее на обочине дороги, перед окнами его кабинета. Оценив такую перспективу, старший согласился предоставить нам место для ночлега на крыше здания миссии, на диванчиках под навесом открытого кинотеатра. Там лежали какие-то покрывала, вполне пригодные, чтобы под ними спать. Правда, очень неприятно было по утрам надевать отсыревшие майки, которые мы вешали рядом.
Первым же утром мы отправились на пост БСН. Провели общий осмотр техники, спланировали очередность работ. Среди прочего выяснилось, что на посту нет солярки для дизель-генератора. Ангольский офицер нашел нам машину и пару бочек. За соляркой я послал мичмана. Машина вернулась часа через три. Вылезая из машины, мичман был крайне раздражен и выражался недипломатично. Я спросил его, что случилось. По описанию мичмана, технология заправки выглядела так: из цистерны солярку ведром наливали в лагун (большая кастрюля), переносили к машине и через воронку заливали в бочку. Пары солярки на жаре выбивали слезы. Желая отойти от этого «кумара», мичман решил прогуляться по засохшей травке. Будучи неравнодушным к местной живности, он поинтересовался, нет ли тут змей. Немного подумав, анголец ответил, что змей нет – зато есть мины. Альтернатива мичмана разочаровала. «Утешил, называется», - пробурчал он.
Работу на объекте мы выполнили за четыре дня. Естественно, встал вопрос, как возвращаться в Луанду. Ангольский офицер сообщил нам, что прилетел кубинский самолет. Мы собрали вещи и поехали в аэропорт. Кубинский часовой, приветствуя своего «приму» (двоюродного брата), пропустил меня, указав, куда идти дальше. Найдя кубинского пилота, который, кстати, отлично говорил по-русски, я попросил его подбросить нас до Луанды. Кубинец без колебаний согласился, но узнав о том, что с нами летит ангольский офицер, предложил его оставить. Пришлось объяснять ему, что он член нашей группы, и бросить его я не могу. Кубинец нехотя согласился с моими доводами, и к ночи мы были в Луанде. С кубинского КПП я доложил дежурному группы ВМФ о прибытии и попросил прислать за нами в аэропорт машину. К полуночи на Уазике подъехал начальник штаба группы и развез нас по домам. Вопрос по результатам командировки был прост и краток: «Все нормально?» Ответ был также краток: «Нормально».
Несмотря на относительную близость, наименее доступным оказался береговой пост в Порту-Амбоинь. Однако нам удалось спланировать командировку и туда. Учитывая, что советские специалисты не посещали этот пост уже давно, и информация о состоянии техники отсутствовала, было решено направить туда меня и двух мичманов – инструкторов РТБ по связи и энергоснабжению. По плану в Порту Амбоинь нас должен был доставить торпедный катер НВМФА, направлявшийся из Луанды в Лобиту для ремонта. Через неделю тот же катер должен был забрать нас домой.
После долгих сборов глубокой ночью торпедный катер вышел в море. Расположились мы на нем кто где. К утру я узнал, что на катере вышел из строя дизель-генератор, катер обесточен, и мы идем на ручном управлении. К обеду мы подошли к бухте Порту-Амбоинь, однако, учитывая плохую управляемость катера в ручном режиме, командир не рискнул приближаться к причалу, а, вместо этого, пришвартовался к небольшой барже, стоящей на бочке метрах в 300 от берега. Командир катера объяснил, что мы должны высадиться на баржу, а он тем временем свяжется с берегом, и нас снимет местное плавсредство. Мы перегрузили на настил баржи свое имущество и перебрались сами. Когда я сбрасывал в воду швартовый конец катера, у меня возник вопрос: как же он будет связываться с берегом, если на борту нет электроэнергии. Однако задавать его уже было поздно. Катер окутал нас облаком дыма, дал ход и ушел на юг.
Расположившись на настиле баржи, мы пообедали банкой тушенки и стали ждать действий с берега. Время шло, но никакой активности на берегу не наблюдалось. Мичман-механик предложил добраться до берега вплавь. Этого я ему не разрешил, но взял автомат и выпустил несколько очередей в воздух. Через некоторое время с моря показался рыбацкий баркас. Мы попытались привлечь его внимание, в том числе и несколькими выстрелами. Результат получился обратный желаемому: баркас резко изменил курс и обошел нас по большой дуге. Тем не менее, на берегу обозначилось некоторое оживление: проехал Лендровер, на причале собралась группа людей в камуфляже, еще одна группа скрылась в камнях выступающего в бухту мысочка. Когда до наступления темноты оставалось менее часа, и я уже прикидывал, как мы будем ночевать, из порта в нашу сторону направился рыбацкий баркас со шлюпкой на буксире. После недолгих переговоров между военными с баркаса и сопровождающим нас офицером, мы погрузились на шлюпку, и баркас потащил нас к причалу. На причале нас ожидала группа вооруженных до зубов военных – судя по цвету беретов, из батальона охраны и «сигурансы». Возглавлял группу встречающих гражданский в белых штанах, как выяснилось позже, помощник провинциального комиссара. Проверили документы у сопровождавшего нас офицера. В его командировочном предписании были указаны и мы, но как «товарищ Володя, товарищ Александр и товарищ Сергей». Такая запись помощника комиссара не устроила, и он потребовал документы у нас.
Поскольку все советские военнослужащие сдавали свои загранпаспорта сразу по прибытии в аппарате ГВС, мы перемещались по стране безо всяких документов. У меня с собой оказался только пропуск в штаб НВМФА, который я и предъявил, а относительно мичманов я сказал, что они следуют со мной. После проверки документов мы поехали к провинциальному комиссару куда вызвали и офицера с поста берегового наблюдения. С этим офицером я был знаком по работе в Луанде. Когда взаимное опознание состоялось, нашу группу разместили в одном из домиков на окраине городка. Позже я поинтересовался у этого офицера, как было воспринято наше появление. Тот рассказал, что после нашей стрельбы все всполошились и стали собирать информацию. По полученным сведениям выходило, что подошел какой-то военный катер, высадил вооруженную группу в составе трех белых и одного черного и ушел на юг. Отрабатывалось предположение, что это разведывательно-диверсионная группа ЮАР с проводником. На мой вопрос, почему нас сняли с баржи вечером, офицер, немного помявшись, ответил, что на ночь оставлять нас было нельзя и, чтобы не рисковать, нас хотели расстрелять из пулеметов с мыса, но стало жалко баржу и бочку, и тогда было принято решение попробовать доставить нас на берег.
Окружающая городок природа была характерна для выгоревшей от солнца саванны. Исключением являлся лишь мыс, возвышавшийся с южной стороны бухты и полностью заросший зеленью – на нем и был развернут пост берегового наблюдения.
В течение всего месяца в Порту-Амбоинь мы ежедневно выезжали на объект. Его техника требовала серьезного ремонта. РЛС и дизель-генераторы мы привели в порядок достаточно быстро, но восстановить связь полностью нам так и не удалось. Радиостанцию Р-619 мы запустили, а монтаж и детали КВ-передатчика погрызли мыши, и несколько блоков пришлось забирать в Луанду.
После почти месяца работы в Порту-Амбоинь, в условиях отсутствия какой-либо связи с Луандой, мы приняли решение возвращаться на машинах. Были подготовлены Зил-130 и только что отремонтированный Газ-66. Приняв во внимание мнение командира батальона охраны и начальника местной «сигурансы», выехали мы ночью. По машинам распределились следующим образом: я и начальник штаба РТБ в кабине первой машины Зил-130, два мичмана в кузове второй машины Газ-66. В кузовах обеих машин ехали также солдаты охраны и несколько гражданских. В пути нам пришлось сделать несколько остановок из-за неисправности Газ-66. Во время одной из таких остановок мы с начальником штаба РТБ подошли к машине оценить серьезность поломки. Неожиданно подбежала пассажирка из первой машины и, задыхаясь, стала что-то говорить. Началась суматоха. Послышались команды выключить свет и убраться с дороги. Все схватились за автоматы, и группа из трех-четырех солдат во главе с офицером, ехавшим в Газ-66, клацая затворами, побежала к первой машине. Я подозвал своих мичманов и, поинтересовавшись где наши гранаты, указал им, что, если начнется стрельба, наше место в кювете – но далеко не отходить, чтобы свои не перестреляли.
Через несколько минут у первой машины зажглись фары, замелькали тени, но стрельбы не было. Это снизило общую напряженность. Появился гонец, который доложил обстановку: задержаны неизвестные, без оружия. Задержанных обыскали и взяли под охрану до завершения ремонта «шестьдесят шестого». После этого была сформирована колонна, и мы двинулись дальше.
Часам к пяти утра я начал дремать, периодически открывая глаза от толчков. В один из таких моментов перед окном, промелькнула светлая полоска. Спросонья я подумал, что это след от трассирующей пули. Дальше быстро пронеслась целая череда мыслей: «Открыть ответный огонь, АКМС зажат между сиденьем и дверкой кабины, приклад сложен и будет неудобно снимать автомат с предохранителя, не успеваю». Уже дернувшись к ручке открытия дверки, чтобы, подхватив автомат, вывалиться наружу, я глянул на сидящего рядом начальника штаба РТБ – тот меланхолично смотрел на дорогу. Водитель тоже был спокоен. Тут до меня дошло, что это просто мотылек промелькнул в свете фар. Я облегченно обрадовался и поделился своими видениями с соседом. Мы вместе посмеялись, и он успокоил меня: «Если нарвемся на засаду, то тебя, возможно, сразу не расстреляют, а заберут с собой». И, посмотрев на мою обувь (а я был не в форменных ботинках, а в корабельных тапочках) мой собеседник добавил: «Но в тапочках все равно далеко не уйдешь». Мы закурили и поехали дальше.
В Луанду приехали к обеду. Я доложил начальнику штаба группы о прибытии и пожаловался на отвратительную организацию нашей высадки в Порту-Амбоинь, на что начштаба ответил: «Ну что с ними сделаешь!» И стал ворчать, дескать, мы не выходили на связь. На этом выяснение того, где мы были целый месяц и закончилось.
Разброс крайних постов БСН относительно Луанды был следующим: 700 км на север и 800 км на юг. Поэтому автономная работа, отсутствие связи или связь по факту были обычными явлениями для группы советских специалистов радиотехнического батальона берегового наблюдения Военно-морского флота Анголы.
.jpg)